Иосиф Кобзон: Крым для меня - земля радости!

«Не стыжусь ни поступков своих, ни песен»

В конце выступления, которое длилось три с половиной часа, тогдашний министр культуры Анатолий Литвиненко вручил певцу картину «Сирень» одного из ведущих крымских живописцев Фёдора Захарова и сделал заманчивое предложение: «Завершите прощальные гастроли и работайте только в Крыму». Кобзон загадочно улыбнулся. К счастью, гастроли не стали-таки прощальными, он ещё двадцать лет выходил на эстраду, которую и тогда было трудно без него представить, и сейчас невозможно. Казалось, он будет выходить на неё всегда. Во всяком случае, долго-долго…
В тот симферопольский вечер он признался, что не стыдится ни за один свой поступок, ни за одну из спетых песен. Он исполнял тогда русские, украинские, еврейские песни, окончание каждой из которых утопало в овациях. И было понятно, что ещё не готов оставить эстраду, буквально купаясь в её лучах, получая удовольствие от того, что делает, и от того, как его принимает публика. В его поведении не было ни тени позёрства, «звёздности». Улыбался залу так, как улыбаются близким людям, встреча с которыми желанна, приятна и необходима.
В самом начале концерта мог произойти неприятный инцидент, но Кобзон сумел его погасить так, что это не отразилось на настроении зала. Почему-то его концерт на сцене Украинского музыкального театра вела дама из Киева. Выйдя на сцену, она поприветствовала публику словами: «Доброго вечору, панове!». Не освистали, но дали понять дружным гулом, что крымчане не панове. На этом гуле на сцену вышел Иосиф Давыдович, названный той же ведущей «сыном земли украинской». Кобзон улыбнулся:
«В Киеве на меня набросились за то, что пою про Россию. Но я пою и буду петь о стране, которая воспитала меня как гражданина и артиста. Как и песни Украины - страны, в которой родился». Зал зааплодировал, напряжение было снято, началось тёплое непринуждённое общение.
В каждую песню Кобзон вкладывал душу. Иначе не умел. В любом зале, будь-то Кремлёвский дворец или скромный сельский Дом культуры, выступления в которых для него были не редкость.

«Принципы и убеждения - это святое»

Кобзон не только пел, но и рассказывал, припоминая интересные истории из своей жизни. Даже в какой-то степени пафосные признания из его уст звучали с простыми и естественными интонациями:
- Я сам пишу свою биографию. Пишу её и болью, и сердцем, и песней. Нет ни одного события в стране, на которое я бы не откликнулся. Я пел нашим военным на острове Даманском во время советско-китайского пограничного конфликта, первым приехал к молодым строителям братской ГЭС. Был на закладке первого колышка на месте, где постоят Усть-Илимскую ГЭС. Пел на Самотлоре и на целине, на Зее и Баме, в Красноярске и на других стройках. Выступал в Чернобыле. Афганистан - моя боль и радость от встреч с прекрасными ребятами, выполняющими свой долг. Девять тревожных командировок: первая в апреле 1980, последняя - в феврале 1989. Я стараюсь жить открыто и честно. Я не консерватор и не ретроград, но ни в своих взглядах, ни в песнях не перечёркиваю наше прошлое, каким бы они ни было. Это моя гражданская позиция. Ради чего мне менять свои убеждения?
Я делюсь с вами тем, что меня волнует. Свои принципы и убеждения никогда не предам.
Шли годы, и мы убеждались в искренности слов Иосифа Давыдовича.
Он в числе первых отправился на переговоры с террористами, захватившими «Норд-Ост», и, безоружный, перед дулами автоматов вёл переговоры с бандитами, убеждая их отпустить детей и женщин. Убедил, и вывел детей и мать, беременную женщину. На вопрос, было ли ему страшно тогда, ответил прям: «Было. Ещё как! Страшнее, чем в Афганистане и Чернобыле. Как и каждый нормальный человек, я испытываю страх. Но у меня потребность быть рядом с теми, кому плохо. Так уж я скроен - быть причастным к попавшим в беду. Рядом с ними страх уходит».
А потом были поездки на Донбасс, где родился. Не раз, и не два - десять. Выступал под обстрелами. Признался: «Когда я приезжаю в Донбасс, Луганск и Донецк, я не перестаю восхищаться моими земляками. Меня не волнуют угрозы марионеток, которые сегодня руководят моей родной Украиной. Я гордился званием народный артист Украины и другими высокими наградами этой страны. Мне их давала та Украина, которая меня родила, которую я всегда любил и продолжаю любить. Но когда произошёл переворот, и к власти пришли русофобы, публично отказался от всех высших наград, потому что от нынешней Украины они мне не нужны. Это уже потом был указ господина Порошенко о лишении меня наград, которые не он мне давал. На мою голову сыплются с той стороны проклятия, Бог им судья. Я мечтаю только об одном - чтобы закончилась братоубийственная война. Я - Герой Донецкой Народной Республики, почётный гражданин донецких и луганских городов. Мне доверяют, потому что приезжаю к ним и живу так же, как они, привожу гуманитарную помощь - лекарства, учебники, артистов, которые как на фронтах Великой Отечественной, поддерживают боевой дух солдат и мирного населения.
Двадцать лет назад, он выступал в Севастополе на бале дружбы моряков России и Украины, который проводился по инициативе украинского президента Леонида Кучмы и мэра Москвы Юрия Лужкова.
- Матросы сидели за общим столом, танцевали, общались, - вспоминал Иосиф Давыдович. - Присутствовали командующие обоих флотов. Играли два флотских оркестра. Всё было на равных, как и должно быть: нечего славянам делить.

Закаты отпылали, но песни не прощаются

Менялись времена, но не менялся он. Тот, кого сегодня называют главным голосом России. Именно голосом, а не певцом. Потому что его голос имел вес не только на эстраде, но и на самых высоких трибунах, где решались важные для страны и для всех нас вопросы.
В памятный для симферопольцев концерт Кобзон сделал много признаний, среди которых и объяснение в любви к жителям полуострова:
- Всегда приезжал и приезжаю к вам с радостью! Потому что моё сердце находит здесь отклик в ваших сердцах. И сегодня я не просто выступаю, а делюсь с вами самым сокровенным. Я пришёл на эстраду сорок лет назад, в эпоху песенного ренессанса, когда песни писали выдающиеся композиторы и поэты, а не ремесленники. Многие стали писать специально для меня, поняв, что мой «конёк» - гражданско-лирические песни: о Родине, о воинском братстве, подвиге народа, о настоящей любви, овеянной романтикой. Считаю, что песни на слова Ошанина, Долматовского, Матусовского, Рождественского, Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной, Гамзатова, Дементьева композиторов Дунаевского, Соловьёва-Седова, Блантера, Фрадкина, Френкеля, Пахмутовой - это наше богатство. Чего не могу сказать о шлягерах, забивающих уши.
В тот далёкий симферопольский вечер он угодил всем вкусам. Пел и о неприметной девчонке, навсегда оставшейся во дворе, где прошло детство, о душистых гроздьях белой акции, о прогулках в парке Чаир, о журавлях, о свистевших, словно пули у виска, мгновениях. Конечно же, о Дне Победы. Были и посвящения конкретным людям, сидящим в зале. Среди них - Алексей Суровский, с которым певец встретился на опалённой огнём и политой кровью наших ребят афганской земле. На симферопольской сцене они обнялись как родные люди и как те, кто знает цену жизни и смерти. Вызвал певец на сцену и скромного работника филармонии Семёна Когана, встречавшего гостя в аэропорту всегда с южным гостинцем. И для него прозвучала персональная песня.
На бис исполнил прощальную «Так будьте здоровы, живите богато, а мы уезжаем до дому, до хаты».
Много лет спустя, на вопрос, почему не ушёл с эстрады, как собирался, развёл руками:
- Не отпустили. Поэты, композиторы, ребята из моего замечательного ансамбля «Время» в голос: «Бросаешь?! И что же нам делать?» Вздохнул, пообещал ещё немного поработать. Да, честно говоря, и самому было жутко отказаться от удовольствия, которое получаю, выходя на сцену. Решил: вот увижу полупустой зал, тогда и будет мой последний концерт.
Полупустого зала не дождался, вот и выходил все эти годы, срывая аплодисменты, даря и получая позитивные эмоции. Он и в восемьдесят, как в шестьдесят пел не теряющим мощь голосом, с неугасающим темпераментом и удалью молодецкой: «Отпылал закат, отшумел тайфун, я не стар ещё, но уже не юн…». И всем казалось, что и закаты для него не отпылали, и тайфуны не отшумели. Увы…
Новых встреч не будет. Но прощаясь с Иосифом Кобзоном, мы не прощаемся с его песнями. Они не только на слуху, но и в душе.