Чудом выжившие

8 Декабрь 2024 539
Иван Игнатьевич Сажко всю жизнь посвятил дочкам. Фото из архива читателей.
Иван Игнатьевич Сажко всю жизнь посвятил дочкам. Фото из архива читателей.

Казалось бы, столько лет прошло с победного салюта в Великой Отечественной, почти 80 лет назад отгремели её бои… Но боль войны не оставляет тех, кто её пережил; память тревожит, возвращает имена, события. Это очень трудно вновь пропускать через себя - невыносимо трудно тем, кто тогда был очевидцем, участником, чьи судьбы, детство фашисты, война исковеркали. Пожалуйста, держитесь, поколение победителей. Это трудно переживать, рассказывать, но это нужно, важно для памяти будущих поколений: чтобы знали цену Победы, не забывали о тех, кто верил в неё, но не познал, погибнув. Чтобы погибшие знали, там, в Вечности, - не забыты они здесь, Вечным огнём память о них зажглась. Память и о крохотной девочке Шифре, и о её маме Вере, казнённых фашистами в похожие декабрьские дни 1941-го в Лариндорфском, ныне Первомайском, районе. О других казнённых тогда евреях, крымчаках, цыганах… целые расстрельные рвы, и доверху забитые телами колодцы по всему полуострову в первую военную зиму появились. И о тех, кто спасал, как мог, надо знать; о тех, кто выжил… Одна из них, Евгения Кишиневская, сестра той малютки Шифры, дочь Веры Сажко, наша читательница, переборов боль, всё же решилась рассказать о пережитом. Спасибо, Евгения Ивановна, здравия вам, сестре вашей старшей, Валентине Ивановне, что тоже помнит то трудное время.

Короткое счастье

В их самом раннем детстве время было счастливое, дружная семья, рядом мама Вера и папа Ваня, их трое, с разницей в два года родились: Валя, Валентина в 1936-м, Эля, Эльвира - в 1938-м (увы, нет её уже 23 года на свете), а в 1940-м - Женя, Евгения. И ещё дедушка Игнат и бабушка Ксения в соседнем селе жили, дяди-тёти с семьями, где детвора почти одногодки, братики-сестрички двоюродные. Многодетная семья была у дедушки с бабушкой, Игната Ивановича (5 декабря - 71 год, как он Вечностью стал) и Ксении Ефимовны (а у неё в этом году 145 лет со дня рождения), дочки Анна (Гана), Василина, Мария, сыновья Василий, Иван, Пётр и Владимир. Наверное, Иван Игнатьевич Сажко, папа наших читательниц, тоже мечтал, чтобы сынок всё же разбавил своим рождением его девичник-цветник семейный. Всё ждал, что мальчик родится, когда малыша в 1941-м носила его любимая Вера Яковлевна, а она, наверное, дочь чувствовала, имя уже с любимым оговаривала… Не увидел четвёртого ребёночка Иван - Великая Оте­чественная началась, на фронт он ушёл, обняв девчат своих любимых. И о том, что снова девочка, Шифрой наречённая, родилась, наверное, узнал уже много позже, когда её уже не было, - письма, из почти оккупированного фашистами полуострова, с начала октября 1941-го с трудом отправлялись на материк,  Большую землю, потом совсем перестали, на два с половиной года оккупации…

- В начале декабря 1941-го в наше село приехали немецкие солдаты на крытой машине, окружили село, приказав всем евреям идти на собрание в клуб, - рассказывает Евгения Ивановна. Тогда люди ещё не знали, что за этим приказом для евреев, а также крымчаков, цыган, потом детей-полукровок казнь последует - фашисты «чистки» национальные проводили. - У мамы Веры на руках была наша сестрёнка двухмесячная Шифра, да ещё и приболела малышка тогда, - не пошла мама на собрание в клуб. А че­рез время к нам вбежала тётя Таня, соседка по коммунальной квартире с общим коридором, вся в слезах, рассказала, что её зятя Яшу, еврея, застрелили, когда он пытался скрыться в поле, в посадках кукурузы. Что всех евреев такая участь, видно, ждёт. «Вера, бери Шифру и беги к тёте Вале, соседке, спрячьтесь в сарае. А Валентину, Эльвиру и Евгению я спрячу у себя».

Не успели Вера Яковлевна с Шифрой спрятаться… Спустя 55 лет получила Евгения Ивановна справку из архива, что «в фонде Чрезвычайной комиссии по расследованию фашистских злодеяний по Лариндорфскому району указаны в списке казнённых 40-летняя Вера Сажко и двухмесячная Шифра Сажко». А за селом в декабре 1941-го появилась «братская могила», глубокий колодец. Всех евреев фашисты из клуба вывели за село и живыми сбросили в тот колодец, под самый верх заполнив людьми, а сверху - камнями забросали, поставив часового охранять.

С самого начала оккупации фашистский комендант района назначил в селе старосту и полицая. В выборе старосты ещё к жителям прислушались немного, назначили уважаемого всеми пожилого Петра, а полицаем вызвался быть Константин, по прозвищу «хулиган». Так как все евреи, пришедшие в клуб, были зарегистрированы, то узнав, что три девочки Сажко не попали в список, полицай Костя после отъезда фашистов, очевидно, желая выслужиться перед ними, пришёл в коммунальный дом и стал допрашивать соседку семьи, тётю Таню, «где дети еврейки Веры».

- Тётя Таня в нашей сельской школе преподавала немецкий язык, - продолжает Евгения Ивановна, - когда-то и того Костю учила, знала его с малых лет, сказала: «Если тронешь детей Ивана Сажко, я тебя сама удушу. Советская власть вернётся». Так как тётя Таня была назначена переводчиком у старосты, то пошла к нему за советом. Вскоре подошёл и немец, что охранял колодец. Он был уже пожилой, рассказал тёте, что у него самого семья в Германии, что он искренне сожалеет о содеянном солдатами, но добавил, что они просто подчинённые приказу. Когда тётя Таня рассказала о нас, троих спасённых девочках еврейки Веры, тот немец сказал, что поможет. На следующий день ему надо было ехать в часть, в райцентр: «Садитесь со мной в телегу, вывезу, куда скажете».

Детство в погребе

Рано утром мы выехали, встречавшимся по пути полицаям и патрулям немец объяснял: «Мутэр, киндэр - пух, пух», «Мама, дети - расстрел». Тётя Таня везла нас в Бозгоз-Китай (ныне исчезнувшее село Спокойное), где жили дедушка и бабушка. На подъезде к селу мы все залегли на дно телеги, солдат прикрыл дерюгой, потом завёз прямо во двор к дедушке Игнату, никто нас не заметил тогда. Нас, детей, быстро спрятали в доме, солдат уехал к себе в часть, а тётя Таня в слезах рассказала об убийстве своего зятя Яши, нашей мамы Веры, малышки Шифры, остальных. Посоветовала перепрятать нас у родни, с детьми, чтобы мы среди маленьких затерялись, а то у дедушки с бабушкой могли бы как-то выскочить на улицу, кто-то бы заметил, а люди - разные. Дедушка Игнат у себя в доме оборудовал для нас три места укрытия, а через некоторое время нас тайно забрали тёти Анна и Василина, которые были замужем за эстонцами, соответственно, - Эдуардом Лепик (он погиб на фронте в 1942-м) и Адольфом Эслан. К эстонским семьям немцы относились лояльно, староста села тоже был эстонец, с ним у дедушки Игната были хорошие отношения. Нас решили не регистрировать, жили мы подпольно все годы оккупации, до апреля 1944-го поочерёдно нас прятали то у тёти Ани, у неё четверо наших ровесников, то у тёти Василины, у неё пятеро ребят; дедушка с бабушкой нас проведывали, продукты приво­зили. Когда появлялись слухи, что едут в село немцы, нас в погребах у соседей прятали, забрасывали сеном, соломой. Так и выжили мы с сёстрами, к счас­тью, папу Ваню дождались…

Иван Игнатьевич очень любил свою Веру Яковлевну, горевал о ней, о новорождённой доченьке Шифре, всю жизнь посвятил воспитанию старших девочек, так и не женился больше. Воевал наш земляк в морской пехоте, был тяжело ранен - «слепое осколочное в локтевой сустав правой руки», в июле 1944-го его комиссовали, вернулся в Крым. Дочь Евгения вспоминает, как «мучился папа от боли, в госпитале в Симферополе вновь лежал, предлагали ампутировать руку выше локтя. Отказался: «У меня трое маленьких детей, кто их будет кормить?!». Вернулся домой, ему помогла старушка-знахарка из соседнего села, вылечила. До 1949-го мы все жили у дедушки с бабушкой, потом мы, младшие, я и Эльвира, переехали с папой в Евпаторию, жили у его сестры Марии, потом в Симферополе оказались, Валентина к нам присоединилась здесь, у дедушки с бабушкой она пока училась в школе. Папа в Симферополе слесарем-механиком в автоколонне работал, сёстры на заводах пос­ле окончания школ трудились, большие труженицы, всё время фото на Доске почёта; я вначале в детских яслях работала, потом в статуправлении; внуков папе подарили… Вот такая у нас судьба, войной опалённая, три чудом выживших тогда девочки, папа которых тоже чудом выжил, всю жизнь нам посвятил».

Боль войны, потерь не отпускает и спустя годы. Помним!

Наталья БОЯРИНЦЕВА.