Четыре июля войны

27 Июль 2021 2355
Политрук Алексей Ерёменко, последняя атака, июль 1942-го. Фото Макса АЛЬПЕРТА.
Политрук Алексей Ерёменко, последняя атака, июль 1942-го. Фото Макса АЛЬПЕРТА.

Они такие разные, те вторые месяцы лета в годы Великой Отечественной. Июль 1941-го - всё только началось и мы отступаем. Июль 1942-го - месяц больших поражений и огромных потерь. Июль 1943-го - переломная битва, мы смогли. Июль 1944-го - наступление, наступление, наше - к Победе. «Крымская правда» вместе с читателями вспоминает те события, приказы Верховного главнокомандования и сражения, повлиявшие на ход войны.

«Словом можно…»

«Словом можно полки за собой повести…». Точная фраза фронтовика Вадима Шефнера очень ярко иллюстрирует июль первого года войны. Растерянность, шок от фраз, прозвучавших 22 июня 1941-го из уст наркома иностранных дел Вячеслава Молотова и повторенных позже диктором Юрием Левитаном, не проходили у советских людей долго. И недоумение - почему о таком страшном известии не рассказал сам глава государства, почему миссию сделать заявление «от имени Советского правительства и его главы товарища Сталина» поручили лишь наркому, министру, пусть не последнему человеку в стране, но всё же… Люди ждали, шли в военкоматы, сражались, боролись, но ждали слов главного, того, кому верили, с чьим именем поднимались в атаку…
- Знаете, когда Вячеслав Молотов объявил о начале
войны, - рассказывает наша читательница Мария Семёновна, - моя бабушка, потерявшая мужа в Первую мировую (она тоже июльская, 1914-го. - Ред.), тоже в войне с германцами, не поверила тому сообщению. И сейчас помню её слова: «Такое должен только главный объявлять, нам о тех германцах император Николай Второй сказал, сподвигнул на сражение, заявив, что верит в нас, людей своего Отечества». Уже позже, изучая историю, прочла те слова императора: «Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные наши подданные. И да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага»…
Тогда, в 1941-м, похожих слов от лидера страны также ждали, но Иосиф Сталин почему-то молчал (по воспоминаниям наркома иностранных дел, ожидал прояснения ситуации) и лишь 3 июля, спустя две недели после начала войны, он обратился к людям. И начал речь так, как, наверное, и думалось многим, но, зная суровость вождя, не надеялись они услышать: «Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!».
- Это «братья и сёстры», старинное церковное, наверное, и помогло моей бабушке всё же принять известие о том, что и я, 16-летняя, ухожу на фронт, где уже сражались папа и мама - военврачи, - продолжает читательница. - Я тоже к тому времени окончила курсы медсестёр, да и от родных многому научилась - у нас вся семья медицине служила.
В военкомате девушке отказали по возрасту, но она всё равно пробилась на фронт - уговорила отца одноклассника - кочегара паровоза, ведшего эшелон с мобилизованными, спрятать её в угольном ящике. И на фронте не раз слышала разговоры, что июльские слова Иосифа Сталина, «друзья мои, братья и сёстры», для многих стали окончательными, вдохновляющими в выборе пути к Победе. С боями, спасая раненых, а часто и поднимаясь с бойцами в атаку, Мария Семёновна дошла до Берлина, расписалась на рейхстаге. Дважды ранена, награждена главной солдатской медалью «За отвагу». Кстати, у рейхстага, встретила и того одноклассника, он ушёл на фронт позже, после освобождения полуострова от фашистов, стал танкистом. Вернувшись в Крым, они поженились.

«Ни шагу назад!»

Эти слова тоже произнёс Иосиф Сталин, Верховный Главнокомандующий, тоже в июле, но уже 1942-го, когда казалось всё: сломались, не смогли, не выстоим - потеря за потерей, отступление за отступлением. Как тогда, в страшном июле 1941-го, когда враг всё напирал на оглушённых вестью о нарушенном пакте о ненападении и мы держались из последних сил. К концу первого военного года чуть оправились от шока, дали победный бой под Москвой, откинув фашистов от столицы, смогли, пусть ненадолго, вернуть Ельню, Керчь, Феодосию, Евпаторию, держался Ленинград, сражался Севастополь. И оптимистические рисунки появлялись в газетах, «Окнах ТАСС» (агитационные плакаты, создаваемые художниками Михаилом Черемныхом, Николаем Денисовским, Павлом Соколовым-Скаля, Петром Шухминым, Николаем Радловым, Борисом Ефимовым, Владимиром Лебедевым, Георгием Савицким, Владимиром Козлинским и многими другими). Но потом всё снова стало очень тяжело: один за другим наши войска оставляли населённые пункты. В сводках Совинформбюро говорилось: «временно, вынуждено». Но тем, кто оставался на оккупированных землях, было от этого нелегче, а у Красной Армии, в которую все так верили, что-то не срасталось, отступали, попадали в окружение.
С боями прорывались, сражались до последнего, гибли… но всё чаще звучало по стране трагичное: «Наши войска оставили». Обо всех потерях даже и не говорилось, как в 1941-м умолчали сводки об оставленном Смоленске, - слишком тяжело было. Ржев, Вязьма, Харьков, Донбасс - котлы окружения, Крымский фронт, Керченская катастрофа, падение Севастополя, Азов, Ростов-на-Дону, Воронеж, Краснодар, Новороссийск…
- Конечно, нарастала паника, в том числе и в войсках, - говорит историк Игорь Павленко. - И хотя большинство солдат, матросов, командиров сражались беззаветно, геройски, но всё выше, увы, становилось и число паникёров, дезертиров, тех, кто поддавался на фашистское «Рус, сдавайся, тебя ожидает…». Надо было что-то делать, ведь стояла угроза полной потери страны. И тогда 28 июля 1948-го появился приказ наркома обороны страны, Верховного Главнокомандующего, №227. На фронтах, в военных училищах, в госпиталях, где его зачитывали личному составу, документ метко прозвали «Ни шагу назад!». Фронтовой корреспондент Константин Симонов вспоминал: «Мы целый час, оглушённые, молчали после того, как прочли приказ. Теперь движение жизни представлялось в будущем каким-то прыжком - или перепрыгнуть, или умереть!».
Год войны. Медлить, отступать уже нельзя и Верховный чётко даёт это понять: «После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории. Мы потеряли более 70 миллионов населения (это тех, кто остался в оккупации, а погибших ещё основательно и не считали. - Ред.), более 800 миллионов пудов (пуд - 16,3 кг. - Ред.) хлеба в год, более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше - значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и ослаблять нашу оборону, нашу Родину! Пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности. Мы должны остановиться, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникёрам. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев - это значит обеспечить за нами Победу». До неё тогда оставалось слишком далеко, но Иосиф Сталин был мудрым человеком и прекрасно понимал: сейчас или никогда. Либо потерять страну окончательно, либо выстоять, прежде всего, на фронтах. «Чего бы нам это не стоило», - эти слова для него, наверняка, были выстраданы и лично, ведь там, на фронте, были и сыновья, старший, увы, уже не смог выйти из окружения под Витебском в июле 1941-го. Но личное тогда не важно было, для руководителя страны - Родина главнее.
После выхода приказа появились штрафные роты и батальоны (для тех, кто испугался - на самые трудные участки их предписывалось направлять), заградительные отряды, паникёров-дезертиров из старшего комсостава предписывалось судить как предателей. Это было не новшество в войне, первыми такое после декабрьского поражения под Москвой ввели фашисты, сработало, дисциплина в немецкой армии стала лучше. И глава Советского Союза призывал «поучиться у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними Победу. Ведь наши войска, имеющие возвышенную цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины как у врага и терпят ввиду этого поражение». Не сразу, с перегибами, со скрипом, но сработало, дисциплина выровнялась, а штрафроты и штрафбаты дрались особенно, как пел Владимир Высоцкий, на прорыв - искупали кровью былое малодушие. И был потом у нас Сталинград, где смогли доказать, не сломить нашу волю и мужество. И был новый июль, 1943-го, Курская битва (об этом - в следующем номере), когда окончательно стало всему миру ясно - мы больше не намерены отступать, только вперёд. К Победе!

В тему

Июль 1941-го. Лишь некоторые наши потери. Брестская крепость, державшаяся месяц, «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина! 20/VII - 41 г.» - надпись штыком на стене. Айзпуте (Латвия), Антсла (Эстония), Белгород-Днестровский, Белая Церковь, Бельцы, Бердичев, Богуслав, Великие Луки, Винница, Витебск, Ворошиловград (Луганск), Дрогобыч, Ельня, Житомир, Жмеринка, Звенигородка, Идрица, Измаил, Кагул, Каменец-Подольск, Кишинёв, Корсунь-Шевченсковский, Могилёв, Невель, Новгород-Волынский, Острополь, Перемышль, Рогачёв, Смоленск, Старый Оскол, Тарнополь (Тернополь)…
Июль 1942-го. Азов, Батайск, Богучар, Воронеж, Ирмино, Каменск-Шахтинск, Кантемировск, Новочеркесск, Новошахтинск, Новый Оскол, Краснодон, Красный Луч, Красный Лиман, Лисичанск, Ростов-на-Дону, Миллерово, Севастополь…

Наталья БОЯРИНЦЕВА.