«Только честная работа с утра до ночи»

- На спектакль «Мастер и Маргарита» 19 декабря уже почти нет билетов, остались места на самом верху балконов. Как вам это удаётся? Билет в театр почти в два раза дороже билета в кино, но крымчане внезапно полюбили храм Мельпомены.

- Мне кажется, здесь всё достаточно просто: мы, наверное, угадали ожидания публики. Есть запрос на очень хорошую классику, рассказанную современным языком. Всё-таки мы академический театр, поэтому уделяем много внимания русской и зарубежной классике. Но наш успех - это не заслуга одного человека, мы - большой коллектив. Не бывает, что какой-то человек пришёл, что-то там наладил и пошёл зритель. Мне кажется, залог успеха - честная работа всего коллектива, когда занавес открывается, и ты понимаешь, что декорации выполнены качественно, что средства вложены правильно, что спектакль «богатый», костюмы сшиты на совесть, что актёры красивые, что они «в форме», они и играют на инструментах, и поют замечательно, и танцуют.
И тогда возникает влюблённость в артистов, тогда можно приходить на спектакль и по два, и по три, по четыре, по пять раз. Что у нас люди и делают.
Наверное, поэтому сложно с билетами - зрители приходят вновь и вновь. И для театров небольших городов это настоящее спасение. Зачастую бывает так - сыграли спектакль, получили 10-15 аншлагов, потом интерес угасает. Но когда мы играем уже, например, больше 50 спектаклей «Мастер и Маргарита», и билетов не достать, то это значит, что люди хотят видеть его снова и снова.
И что самое главное: приходят те, кто не ходил раньше вообще в театр. Или взять «Бесов», например, когда работает сарафанное радио, и тоже публика приходит по второму, по третьему разу.
Это просто честная работа с утра до ночи, когда весь коллектив дружно, спаянно добивается успеха. Других рецептов нет.

- Недавно из репертуара ушёл ещё один спектакль. Как принимается решение, что пора? Что эта постановка больше не будет на сцене?

- За последние несколько месяцев мы попрощались со спектаклями «Старший сын», «Везунчики», «Кабала святош», «Фредди, Фред, Фредерик». Каждый год в репертуар театра входит 4-5 новых названий. Вы видите, у нас просторное здание театра, но декорации к каждому спектаклю достаточно объёмны, и помещений для их хранения всё равно не хватает. У нас сцена большая, мы берём произведения очень крупномасштабные. Ведь классика - это двух-, трёхактовые произведения. И когда репертуар расширяется, мы сталкиваемся с тем, что, во-первых, уже негде хранить декорации, во-вторых, какие-то спектакли «изнашиваются». Они необязательно «изнашиваются» визуально - по декорациям и костюмам, они иногда изнашиваются эмоционально. Просто проходит время этой постановки, тех интонаций, того слова. Поэтому мы смотрим на свою афишу, и, как только она наполняется новыми названиями, мы от каких-то спектаклей отказываемся. Нет спектаклей, с которыми мы бы расставались легко. Это всегда - душевная боль. Но каждая из этих постановок создаёт уникальную историю театра.

- Что поставить на сцене - это ваше решение? Или происходит обсуждение премьер, идей для них?

- Мои спектакли - это, конечно, мои идеи. У меня есть внутренняя цель, свой профессиональный портфель, в котором лежат пьесы, которые ждут своего часа.
Что же касается приглашённых режиссёров, то мы с ними обсуждаем названия, решаем для себя, что иногда нам необходимы те или иные постановки. Вот, например, мы осознали для себя, что у нас в репертуаре нет Шекспира. И мы принимаем решение - да, нам нужен Шекспир.
Во-вторых, мы стремимся и будем стремиться привлечь в зрительный зал молодёжь. Мы понимаем, что это будущее театра. Если сейчас мы не приучим молодёжь ходить в театр, то через два-три года они обзаведутся семьями и не придут вообще.
Поэтому, когда речь пошла о Шекспире, возникло название «Ромео и Джульетта». Такой разговор с молодёжью на волнующие её темы. И дальше мы начали размышлять: какого режиссёра мы могли бы пригласить, который бы мог с молодёжью, на её языке рассказать эту историю Шекспира, не разрушая структуру пьесы. И мы нашли Андрея Маника. Он - интересный очень, перспективный режиссёр, выпускник мастерской Крымова и Каменьковича, активно в Москве работает в театре «Современник». Результатом я абсолютно доволен. Мне очень нравится этот спектакль.

- Вас часто можно увидеть в зале на спектаклях.

- Да, это так. Я должен понимать, в какой форме находится артист и как идёт спектакль, как он именно сегодня воспринимается зрителем. Понимаете, для драматического артиста большая проблема - быть в форме. Балетный артист чувствует: если он не постоял у станка - у него нога не тянется, мышцы не проработаны. Музыкант, если не потренировался - он не может выдать тот 100% результат, который необходим. Есть такое абсолютно неверное мнение, что драматический артист может жить без тренинга: он вышел, и если он талантливый артист - у него всё включилось, всё пошло, текст, как по маслу… Ничего подобного!
Драматический артист тоже должен быть в постоянном тренинге, в постоянном поиске, это очень важно. Поэтому у нас постоянно занятия по хореографии, по вокалу. Когда есть возможность приезда каких-то специалистов с мастер-классами - мы эту возможность всегда используем. Кроме того, для артиста очень важно много читать. Это часть его профессии. Он должен быть умнее тех персонажей, которых он играет.

- Но вы сидите в зале, слышите, как у многих звонят мобильные телефоны. Не обидно?

- Это вопрос к личной культуре каждого. У нас, к сожалению, стираются границы между кинотеатром и театром. Мне кажется, если бы в театральном буфете продавали попкорн, то 10% зрителей взяли бы попкорн и пошли бы с попкорном в зал смотреть постановку.
Раньше поход в театр всё равно был определённым ритуалом. Дамы надевали меха, вечерние платья, делали причёски. Сейчас это более обыденное мероприятие, но меня это не пугает.
Меня пугает то, что зрители забывают, что на сцене работают живые люди. Вот актёр только что говорил, что Джульетта умерла, и тут телефонный звонок… И это, к сожалению, уровень нашей культуры… Это работа не только театра, но и семьи, работа человека над собой.

- Какие проблемы есть у театра ещё? Зрители, пусть и с мобильными телефонами, но приходят. Есть ли ещё какие-то сложности?

- Финансирование, как всегда. Да, нам приятно, что приезжают люди из других городов и восторженно отзываются: «Мы такого уровня не видели в Москве, Санкт-Петербурге, у вас такого высокого класса актёры, у вас такие декорации, у вас такие сценографические решения, у вас такие технические возможности...». На самом деле у нас не лучшие возможности.
Для того чтобы быть конкурентоспособным, ты должен в каждый спектакль вложить копеечку. А когда, допустим, в этом году нам дают 5 млн. рублей на 5 постановок, а на 2020-й год - 3,5 млн. на такое же количество новых спектак­лей - для сравнения: в столичных театрах «стоимость» одной постановки от 5 до 15 млн. - то становится не по себе. Поймите, что мы все материалы, даже ткани на костюмы, закупаем в Москве по московским ценам. Расходы внушительные.
Да, наверное, есть у города другие задачи, есть, куда распределить деньги. Но если в городе федерального значения есть академический театр со столетней историей - он должен быть театром федерального центра! Он должен быть конкурентоспособным на пространстве всей страны.
А если уж руководители региона - амбициозные люди, то и на мировом пространстве. Тогда в него надо вкладывать деньги.
Я, конечно, пойду топать ногами, ругаться, что-то предпринимать. Но чиновники должны понимать, что если вы гордитесь своим театром, тогда будьте добры, вкладывайтесь в его будущее.

- Последний вопрос: если бы у вас оказалась волшебная палочка, какие три своих желания, связанные с театром, вы бы осуществили?

- В первую очередь я построил бы дом для работников театра. Во-вторых, я бы построил экспериментальную сцену, на которой можно было бы реализовывать проекты по современной драматургии, парадоксальной драматургии, драматургии, которую не сыграешь в итальянской коробке. Третье, это, наверное, не от волшебной палочки зависит, это всё реально - я сделал бы модернизацию и техническое переоснащение зрительного зала и сцены.
Я - творческий человек и верю в чудеса, но волшебной палочки не существует, поэтому я склонен ждать от конкретных руководителей конкретных решений. И я тоже как руководитель ощущаю ответственность за жизни тех людей, которые доверили мне свою профессиональную судьбу.