Ребекка - Галина

Двоюродные. И зовут Галину Михайловну - Ребекка Моисеевна, она дочь Софьиной тёти Фаины и её мужа Моисея, погибшего на Перекопе в сентябре 1941-го. А саму 26-летнюю Фаину, её 39-летнюю сестру Розу с мужем Владимиром, офицером, лишившимся ноги на войне с белофиннами, - Софьиных родителей, а также шестидесятилетних дедушку Иосифа и бабушку, тоже Ребекку, расстреляли фашисты в декабре 1941-го. В противотанковом рву на дороге Симферополь - Феодосия, его сами жители вырыли для защиты города от немецких танков. Соня в это время уже была на фронте, санинструктор: прибавив себе год, ушла в военкомат пос­ле школьного выпускного.

А маленькую, полуторагодовалую Ривочку, как называли родные, спасла соседка по большому двору в Старом городе - бабушка Нина.

- Вот мы с младшей внучкой Сонечкой и приехали в Крым, как мама просила, - рассказала женщина. - Я её так мамой и зову - вырастила ведь, всю жизнь мне посвятила, замуж не вышла, её друг-одноклассник Саня погиб под Сталинградом, любовь была. И на Ребекку Моисеевну не отзываюсь, привыкла за столько лет быть Галиной Михайловной - мама призналась, что отчество мне дала в честь своего командира, А я всё гадала, почему, если любимого звали Александр, я - Михайловна. Галочкой бабушка Нина назвала - у неё так погибшую дочь звали. Теперь хотим побывать у того рва, где семья наша осталась, на Перекоп съездить, где папа погиб - мы по документам в военном архиве узнали, что оставлен на поле боя под Армянском. И ещё очень хочу положить цветы на могилу той бабушки Нины, что меня спасла и растила, пока сестра-мама с товарищами полуостров не освободили. Она рассказывала, что бабушка Нина ушла в мае 1944-го. Маму в Симферополь из Севастополя, который освободили её боевые товарищи - она уже старшим сержантом была, санинструктором - командование на двое суток отпустило: тогда многим местным, отличившимся, дали такой коротенький отпуск - в честь освобождения Крыма. Мама домой приехала, узнала, что родных расстреляли, что её подруги-соседки, ставшие подпольщицами, Ануш и Гульнара, казнены в «Красном» концлагере (туда тоже бы съездить). А я вот спаслась, благодаря бабушке Нине - она, как чувствовала, что с евреями и цыганами будет - наших народов во дворе три семьи жили, вообще, многонациональный двор был, большой. Армянская, татарская, две еврейские, цыганская семья и бабушка - русская. У неё в Гражданскую и от голода все погибли, а она жила - обо всём дворе заботилась. Мама рассказывала, что такие вкусные пироги пекла. И тогда, когда фашисты в Симферополь вошли, всё уговаривала наши семьи отдать её малышей (я была самая младшая, у одних соседей дети-погодки, кажется Фая и Марик, а у цыган - Янко, вроде трёхлетний), мол, чувствует нехорошее надвигается (у неё сыновья с германцами ещё в Первую мировую воевали, наслышана была от них). Наверное, собиралась прятать нас в том самом подвале, в котором потом я одна сидела. Подвал, точнее, погреб, у неё только и был во дворе - муж вырыл ещё до революции. Но только моя мама, настоящая, в итоге и согласилась, да и то лишь потому, что простыла я накануне ухода их на сборный пункт. Как-то не верили люди, что на казнь идут. Потом фашисты ещё раз дома обыскивали, но я уже спрятана была, а соседи не выдали. И растила меня бабушка, как свою внучку, соседи - армяне и татары помогали, чем могли. Это всё бабушка Нина тогда Соне рассказала, да и добавила, что теперь вот, дождалась её, есть кому меня передать, чтобы самой уйти спокойно.  Так и вышло. Соня со мной в часть приехала, попросила помощи, на главном городском кладбище бабушку похоронили солдаты - мама мне и ориентиры дала - ещё тогда план нарисовали. Хранила в шкатулочке вместе с довоенным нашим семейным фото, что бабушка Нина мне в матрасик зашила.

Добился Софьин командир, чтобы демобилизовали девушку с ребёнком, тем более что контужена санинструктор была и ранена неоднократно, с документами помог. Дал ей ключи от своей квартиры в Ленинграде,- у него, знал, в первую блокадную зиму семья, жена и трое ребят-школьников, погибла, а Софья Владимировна не захотела оставаться в Крыму, где довоенная радость смешалась с бедой. Устроились как-то в Ленинграде, девочка в сад, потом в школу пошла, сестра-мама на фабрике работала. И похоронку они получили на того командира Михаила - пришла на домашний адрес. Лишь несколько месяцев не дожил до Победы, в Будапеште остался. Фамилию женщина не знает: «Как-то не называла мама Соня, а похоронка пропала, но на Пискарёвское кладбище, где, наверное, его семья похоронена, мы всё равно каждый год ездили и будем ездить». Они всегда привозят на мемориал красные гвоздики. «Так маму Соню её командир просил: если есть где-то в городе могила блокадников, положить гвоздики - его жена их любила. Увы, имён ни её, ни детей не знаю - просто для меня семья командира дяди Миши дорога, что для молодых бойцов как отец был. А красные - потому что цвета крови. И жизни - так мама научила, сколько она этой крови на вой­не повидала. Сколько жизней спасла. Никогда не рассказывала, но знаю, прочли потом её наградной лист медали «За отвагу».

Симферопольский таксист Юра, молодой парень, который знает о войне лишь по рассказам родных и любимым советским фильмам, отвёз ленинградцев-петербуржцев и к мемориалу в бывшем концлагере «Красный», где среди более 15 тысяч казнённых -  подруги Софии Владимировны, «мамы Сони», Ануш и Гульнара, армянка и крымская татарка. Молодые симферопольские подпольщицы, вместе с товарищами по борьбе казнённые врагами в апреле 1944-го. «Опять не знаю фамилии, может, и называла их мама Соня, но я настолько была ошарашена, что не запомнила», - сетует женщина, увидев Стену памяти мемориала… Просто кладёт кроваво-красные гвоздики и плачет. И к Армянску, на бывшее поле боя, где папа Мои­сей оставлен, съездили - где оно именно… Тоже цветы на обочину дороги. Тоже слёзы.

И рассказ о себе нынешней, о Победе, его Победе, салюту которой так радовалась девочка уже в Ленинграде.

И ко рву Боли на 10-м километ­ре Феодосийского шоссе, где семьи соседей с маленькими Фаей, Мариком и Янко, к маме Фаине, бабушке Ребекке, дедушке Иосифу, тёте Розе и дяде Володе - Сониным родителям. С цветами, слезами и рассказом шёпотом о том, что выжила она, внуки есть.

С захоронением бабушки Нины заминка вышла: современное главное городское кладбище тогда ведь не существовало. «Спасибо парню-таксисту, что смог узнать - надо на старое, за городской рынок». Там после долгих поисков всё же нашли место (к счастью, не затронули тот участок при послевоенном строительстве военного училища), без креста уже - деревянный ставили, да сколько лет - сгнил. «Но зато там дерево раскидистое выросло, кажется, клён, значит, спокойна душа бабушки Нины». Они положили гвоздики прямо под дерево, а ещё - размятую варёную картофелину - так внучка придумала, ведь её бабушку добрая русская женщина таким картофелем выкормила в войну.

Великая Отечественная. Сколько боли и трагедий принесла она многонациональному народу Советской страны. «Об этом никогда нельзя забывать!» - всё повторяет пожилая петербурженка, оказавшаяся крымчанкой. «Нигде нельзя!». А теперь у Галины Михайловны - Ребекки Моисеевны появилась мечта: вернуться в родной Крым, в Симферополь, на будущий год, 9 Мая, и пронести старую фотокарточку обретённых родных в местном «Бессмертном полку». Пусть это сбудется!