Навсегда в памяти

- Как точно кто-то назвал наше поколение - «дети войны». Она забрала у нас детство, родных, и юность забрала - ведь все тяготы Великой Оте­чественной и послевоенного восстановления мы, ребята, переживали вместе со взрослыми, - рассказывает Эмилия Павловна. - Обидно, что о нас, «детях войны», почти не принято вспоминать, хотя нам, особенно жившим в оккупации, досталось сполна. Моя малая Родина - Смоленск, но совсем его не помню - малышкой уехала с родителями к новому месту службы папы - кадрового военного. В 1934-м его перевели в Белорусский военный округ. В памяти остались городки, где жили, - Лепель, Печи (в войну там была немецкая разведшкола), Борисов. В 1939-м отца перевели в Минск, а уже через год в местечко Хорош под Белостоком.
Этот польский город в сентябре 1939-го захватили фашисты, но позже по пакту Молотова - Риббентропа он стал частью Белорусской ССР. Всего через два года вновь окажется в фашистской оккупации, уже в конце июня 1941-го здесь в Белостокско-Минском сражении погибнут почти все наши 3-я, 10-я армии, 6-й мехкорпус.
- Семью папа сразу не перевёз, так как мама ждала ребёнка - мой братик родился в Минске 2 апреля 1941-го, - продолжает читательница. - В войну малыш выжил, но трагически погиб позже, в 27 лет. Помню, папа так радовался рождению сына, гордился нами, маленькими. В середине мая забрал нас в Хорош. До войны оставалось чуть больше месяца.
Эмилия Павловна признаётся, что не может забыть события 22 июня 1941-го, но ещё лучше помнит 21 июня, последнюю мирную субботу, последние мгновения семейного счастья.
- В этот день из Минска пришли наши вещи, папа был выходной, и они с мамой весь день распаковывали коробки, расставляли, наводили уют. Папа прибивал карнизы, вешал шторы. Улыбались, шутили, смеялись… Все эти хлопоты закончились поздно вечером, а ночью папу по тревоге вызвали в часть. Где-то в три часа ночи всё и началось. На несколько минут папа забежал домой, мама спешно собрала нас с братиком и вот папа, как оказалось, в последний раз поднимает меня высоко - сажает в кузов полуторки. Там уже много женщин с детьми, маму с грудничком усаживают в кабину.
Всю ночь полуторка ехала в Волковыск, городок на берегу Роси, - он тоже был польский, но за два года до войны вошёл в состав Белорусской ССР. За город с первых дней Великой Отечественной начались жестокие сражения, 28 июня фашисты оккупировали его, устроив концлагерь и еврейское гетто, в которых погибли более 30 тысяч человек.
- Пока ехали, было тихо, о войне ещё ничего не говорило, если бы не тревожные заплаканные лица женщин в кузове, можно было бы подумать, что просто едем на прогулку.
А через час после приезда, когда только покинули машину, чтобы немного осмотреться, началась ужасная бомбёжка. За всю войну я не видела в небе столько вражеских самолётов. Бомбили до темноты. Когда всё стихло, город пылал, убитые, раненые. От машины остался лишь пепел, в одночасье женщины  с детьми стали беженцами. Пошли дальше, на Минск, около 400 километров, питались, чем придётся, воду пили даже из болот. У одной женщины сын был ранен в ногу, сделали носилки и по очереди несли этого мальчика. От фашистского десанта как-то пришлось прятаться в болоте, когда выбирались, там вся обу­вь осталась - босиком дальше шли. Нет, не хочу рассказывать всё, что пришлось пережить в дороге, - слишком страшно, слишком больно вспоминать. В Минск пришли уже в июле, там вовсю хозяйничали фашисты, дальше идти уже не было смысла, так как и наш родной Смоленск, по разговорам, уже был оккупирован. У нас не было ничего, оборван­ные, разутые, голодные. Местные жители посоветовали поселиться в квартирах, из которых фашисты угнали в гетто евреев. Так и сделали. Знаете, я до сих пор бесконечно благодарна тем минчанам, что не дали нам умереть с голоду, - поделились и едой, и одеждой. Помогали, хотя самим было трудно. Мы прожили в Минске до освобождения 3 июля 1944-го. Как выживали… Страх, голод, холод - зимой нечем было топить, темнота - элект­ричества не было. Бомбили почти каждую ночь, а в минуты затишья фашисты устраивали облавы по городу, искали партизан. Белоруссия ведь была огромным партизанским краем, недаром уже в наши дни покойный Михаил Задорнов называл Белоруссию «большим партизанским отрядом в центре Европы». И ещё одна наша беда была - информационный голод, лишь листовки партизан и подпольщиков сообщали нам правду, что страна жива, сражается - фашисты же ещё в ноябре 1941-го трубили по всему городу, что взяли Москву.  А папу мы больше не видели. Он, подполковник Осетров, батальонный комиссар, замкомандира по политчасти 7-й танковой дивизии, пропал без вести в июле 1941-го.
Павлу Павловичу было всего 32 года тогда, его жена Евгения Михайловна осталась молодой вдовой с двумя малышами… 7-я танковая дивизия 6-го механизированного корпуса в первые дни боёв потеряла большинство техники и людей, не хватало горючего и запасных частей, танкисты вливались в ряды пехоты, с боями продвигаясь по дороге Волковыск - Слоним, что тогда называли «дорогой смерти».
К концу июня из почти 400 танков осталось три, небольшой отряд пехоты и конница - они с боями выбирались из окружения в лесу восточнее Слонима, дальше - на Полесье, Вулка, Великовичи, Постолы, станция Старушка, Гомель, Вязьма… Где-то здесь и погиб батальонный комиссар Павел Осетров. О том, как это произошло, уже, наверное, и не узнать: его друг и комдив Семён Борзилов, выведя остатки дивизии из окружения, погиб чуть позже - в сентябре 1941-го у нас на Перекопе, где был начальником автобронетанковых войск 51-й армии.

Наталья БОЯРИНЦЕВА.
Фото с сайта pamyat-naroda.ru