Декабрь. Ров. Вечность

Тысячи казнённых

Сколько их во рву, что растянулся почти на километр северо-восточнее Симферополя, не знает никто - от 18 до 30 тысяч человек. Фашисты и их пособники начали здесь расстрелы 6 декабря 1941-го. Вначале 1200 цыган (больше половины из тех, что были в Крыму), живших в Симферополе в Цыганской слободке, находившейся на Петровской балке. Спустя 5 дней пулемётные очереди сбросили в ров ещё 13 тысяч человек - 10 тысяч евреев и 3 тысячи крымчаков. Затем за неделю ещё несколько тысяч из Симферополя и окрестностей. Уже 15 лет в республике дата самой массовой казни, 11 декабря, - День памяти евреев и крымчаков - жертв нацизма. В том рву их большинство, самая большая братская могила полуострова по национальному признаку. Но в ней покоятся не только «жёлтозвёздные», казнённые в конце 1941-го. Там - 80 моряков, кого весной 1942-го пригнали из Севастополя, потом ещё почти 600 краснофлотцев, израненных, контуженных, пленённых уже в начале июля. Их пригнали сюда пересыпать известью останки первых жертв, потом выстроили вдоль обрыва и тоже пулемётная очередь. Спустя год здесь же казнили 700 коммунистов, три сотни крымских татар, что помогали партизанам, и пленных партизан, подпольщиков, детей-полукровок там расстреливали во все годы оккупации полуострова.
А ведь этот ров должен был стать защитой Симферополя от фашистских танков. Первая линия обороны, что в августе 1941-го создавали. Копали в основном вручную - весь световой день старики, дети, женщины, изнемогая от жары, не обращая внимания на стёртые в кровь ладони, налегали на лопаты, чтобы хоть как-то обезопасить город.
Жёлтые звёзды
- Мне было 9 лет, - рассказывает Зоя Васильевна. - Жили на Гоголевской, неподалёку от тогдашнего здания обкома партии, ныне занимаемого музеем Тавриды. Папу призвали на фронт в конце июня, а примерно через месяц маму, работавшую в 3-й Советской больнице, мобилизовали на рытьё противотанкового рва по направлению Феодосии. Мне очень хотелось помогать фронту, поэтому напросилась с нею - копать из-за маленького роста не могла, но с другими детьми, моего возраста и помладше, тащила на холстах землю из рва. До сих пор помню девочку Розу, чернявенькую, с двумя косичками, она пришла копать с бабушкой Фаей. Мы с Розой держали холст рядом и разговорились. Оказалось, что родились в один день, а красивое цветочное имя ей дала мама - они с Розиным папой погибли за два года до войны в геологической экспедиции. Моя новая подружка тоже мечтала стать или геологом, как родители, или учительницей математики, как бабушка. Каждый день почти полтора месяца мы приходили копать ров и всегда становились с Розой рядом, взявшись за холстину. Познакомились её бабушка и моя мама - тоже сдружились. Вечерами в воскресенье, когда работу оканчивали чуть раньше, заходили друг к другу в гости - благо, Роза и бабушка Фая жили неподалёку, на Самокиша (так улица называлась ещё за год до войны, но чаще говорили старое название - Корпоративная). Бабушка Фая пекла очень вкусную халу - всё обещала маму мою научить… Когда Симферополь заняли фашисты, встречи стали редкими, на груди подруга теперь носила жёлтую звезду-нашивку - так всех евреев враги отметили.
Я и не знала, что они евреи - для нас тогда не было национальностей, все крымские, все советские. В конце ноября Роза с бабушкой пришли прощаться: говорили, что скоро их переселят в специальный лагерь. Принесли нам халу, правда, уже просто из муки с водой, яиц и дрожжей не было, но всё равно вкусно - последнее угощение от друзей. Роза подарила мне картинку, что нарисовала сама, - она очень хорошо рисовала: белая голубка на фоне синего неба. Я подарила ей куколку, что сшила из розового носового платочка. А утром 11 декабря я проснулась от гула машин, криков, что раздавались с улицы.
К зданию обкома полицаи гнали людей, там и так уже было много, у всех жёлтые нашивки. Мы с мамой вышли на улицу: идущие плакали, молились, тащили с собой какие-то узлы, матрасы, свёрнутые в трубу. Женщины, дети, старики - они шли на то самое переселение. В толпе мы увидели и Розу с бабушкой, я хотела крикнуть, позвать их, но мама остановила, зажав мне рот ладонью, - она, видимо, уже всё поняла. Да и потом стало ясно: когда людей загоняли, забрасывали в грузовики, полицай ткнул прикладом очень пожилую женщину, её спутник вступился, оттолкнул фашиста, чтобы самому помочь. Его тут же застрелили, а потом кинули в кузов, следом пихнув и женщину. Их переселяли навсегда, в вечность. Уже потом мы узнали, что казнили в том самом рву на шоссе, который мы так старательно копали для защиты города…

Не забывать!

«Переселение» по национальному признаку, в основном евреев, крымчаков, цыган, началось в Крыму ещё осенью 1941-го. Первыми, 24 ноября, расстреляли 150 крымчаков в Евпатории, через пять дней - 7 тысяч евреев под Керчью в Багеровском рву. Несколько тысяч евреев и крымчаков расстреляли в Феодосии у противотанкового рва неподалёку от завода «Механик». А сколько таких рвов ещё по Крыму - забытых, заброшенных, у деревни Мазанка, у стекольного завода, на Петровской балке, на Красной горке в Симферополе. О последнем вспоминал очевидец казней Анатолий Матвеев: там останки детей, умерщвлённых в душегубках, пациентов психбольницы и сотрудников, не пожелавших их бросить. Возможно, подпольщиков - актёра Якова Смоленского, профессора Архипова, главврача психбольницы Наума Балабана и его жены Елизаветы Нелидовой, спасавших многих крымчан. А их коллега, тоже спасавший, Теодор Русинов, на 10-м километре казнён. На 10-м километре Феодосийского шоссе осталась и семья художника нашей газеты Эммануила Грабовецкого - отец Мордух, братья Михаил и Леонид, дядя, тётя, двоюродная сестра.
И семья композитора Якова Богорада… Есть рвы, колодцы, известные и забытые братские могилы крымчан во всех районах полуострова - в Орман-Аджи (Калинино) Первомайского района - две сотни расстрелянных евреев, в Перецфельде (Зимино) Раздольненского - 92. И редкие списки имён, хранящиеся в архиве, - целые семьи, от грудничков до старцев. Часто и имена вспомнить было некому - погибали семьями, улицами.
Им предписывалось взять самое ценное, к ключу от квартиры прикрепить бумажку с адресом (фашисты облегчали себе дальнейшее разграбление) и явиться к местам сбора. Не подчинившихся вешали сразу у дома, поэтому люди шли, всё ещё надеясь на переселение.
А потом - ров, раздеться, вещи в кучу, лицом к яме и очередь из пулемёта... Земля стонала несколько дней.
Десятилетия прошли с тех расстрелов, стёрлись имена, подробности, но память всё равно должна жить. Нам, нынешним, нельзя забывать, нельзя предать их ещё раз, нельзя оставить на поругание вандалам, рыскающим по огромным братским могилам в поисках вещей. Это наши земляки там погибли, страшно, безвинно. Не забывать!

Кстати

Среди казнённых во рву и еврейские дети-полукровки, от смешанных браков - их расстреливали позже. Кого-то выдавали соседи, знакомые, кого-то те, кто считался родственником. Но были и люди, спасавшие ребят, рискуя собой. Как спас 4-летнюю Эльвиру художник Амет Калафатов, до войны оформлявший нашу газету. Как спасли 3-летнюю Галю партизаны Нина, Дмитрий Сиротенко и бездетная русская пара. Как спасли 25 ребят Мария Прусс и её коллеги из Мамакского детдома (Строгоновка). Как спасали, заплатив своими жизнями, священники Николай Швец из церкви Всех Святых и Викентий Никипорчик из храма Святых Константина и Елены.