Как нас Украине дарили

6 Март 2019 616
Крым всегда был благодатным краем. Подарить его Украине мог только умалишённый.
Крым всегда был благодатным краем. Подарить его Украине мог только умалишённый.

Не так давно некая киевская дама, приближённая к властной шайке майданутых, распираемая ложью, самодовольством и тупостью, пустилась в рассуждения о причинах передачи в 1954 году Крыма в состав тогдашней Украинской ССР. Заявила в телепередаче, что такое решение союзного правительства пролоббировало руководство Российской Федерации. Полуостров якобы представлял собой тяжелейшую обузу для той страны. Со своими голодом, холодом и «сплошным пияцтвом» населения. Вот и избавились в Москве от такой ноши, переложив её на плечи Украины.

И ей, по логике той самой дамы, пришлось из кожи лезть, перебрасывая полуострову наиболее вкусные куски со своего стола, чтобы накормить, спасти Крым, а потом ещё и вытащить из пропасти бесконечного кризиса. Ложь! Это ясно любому из тех, кто жил в те годы на полуострове. Я тоже хорошо помню те события моей юности, Крым послевоенных лет.
Мне тогда было 16 лет. Тремя годами раньше наша семья по союзной переселенческой программе перебралась в Крым из Рязанской области. Обосновались мы в селе Сокольское Ленинского района. Это в пяти километрах от Горностаевки, рядом с автотрассой Симферополь-Керчь. В деревне, по старому названию Сарамин, ещё были видны следы депортации крымских татар. Кое-где оставались незанятыми брошенные ими дома со следами запустения. Сохранилась мечеть, превращённая в зерно­хранилище.
Нашей семье, как и другим переселенцам общего с нами потока, предоставили новый дом, состоявший из прихожей, кухни и двух комнат. Целая улочка таких добротных зданий была построена Камыш-Бурунским железорудным комбинатом в порядке оказания шефской помощи местному колхозу.
Во всех отношениях Крым представился нам благодатным краем. И дело было не только в приятно удививших нас прекрасных природных условиях субтропиков. Мы узнали, что здешние селяне были освобождены от налогов по сдаче государству со своего подворья картофеля, молока, шерсти… Сказывались льготы, предоставленные советским государством территориям, побывавшим в немецко-фашистской оккупации. В большинстве других российских областей эти виды «оброка», отменённого в последующие годы Никитой Хрущёвым, нещадно давили крестьян.
Бывало, местное руководство, боясь опалы со стороны вышестоящих, вытаскивало из погребов зимние запасы картофеля для погашения недоимки. Её виновники попросту обрекались на полуголодное существование. На трудодни в Крыму выдавали зерно, чего были лишены колхозники во многих других российских регионах, во всяком случае, в послевоенное время. Фактически работали бесплатно.
До нас, рязанцев, в деревне нашли приют переселенцы из некоторых областей Украины. Они расположились в домах, оставленных крымскими татарами, с их ухоженными дворами, огородами. Эти люди, насколько помню, ничем не отличались от старожилов. Нас и те, и другие, можно сказать, встретили вполне равнодушно, без малейшей доли неприязни. Мол, обустраивайтесь, работайте, дел всем хватит.
В Сокольском, где насчитывалось три с лишним десятка дворов, была семилетняя школа, занимавшая половину большого, лучшего здесь здания, во второй его части был клуб, где районная кинопередвижка регулярно крутила популярные фильмы. Учащихся насчитывалось 8-10 в каждом классе. Особняком стоял магазин.
Что касается любви к «зелёному змию», то этим недугом не страдали мои односельчане ни на Рязанщине, ни в Крыму. При мизерных колхозных заработках или вовсе без них денежный доход удавалось получить лишь со своего подворья, то есть от продажи на базаре в городе молочных продуктов и овощей. Тут не то что не до «пияцтва», не до рюмки. За редкими исключениями. Помню, позволял себе расслабиться в вечернее время председатель колхоза Дьячук, присланный из Керчи на подъём сельхозартели.
Жили дружно, как взрослые, так и мы, пацаны. В Керчь ездили на попутных грузовиках, а иногда и на колхозной бортовой машине. Материальный уровень был примерно одинаковым у всех. Предел мечтаний для мальчишек - велосипед. О национальной принадлежности ребят никогда речь не заходила. Только теперь понимаю, что мои школьные друзья Скрипка, Грукаленко, Савченко, Дорошенко по метрике были украинцами. По мере прибытия переселенцев прибавлялось русских.
Решение властей о передаче Крыма Украине осталось практически незамеченным на деревенском уровне. Вот если бы колхоз переходил из нашего в другой район, другое дело, было бы о чём поговорить.
В школе ребятам не понравилось, что вводился ещё один учебный предмет - украинский язык. Как и в Керченском металлургическом техникуме, куда я поступил в 1954 году. Мы не видели надобности в «мове», и каждый, кто мог, стремился увильнуть от её изучения. Меня преподаватель освободил от этой обязанности за то, что я подготовил для него какие-то учебные пособия в виде рисунков, схем, диаграмм.
Вспоминая то время, понимаю, что уже тогда среди украинской идеологической, культурной элиты подавали свой голос поборники «самостийности», ускоренной украинизации нашей области. Стремились проворнее разжёвывать и проглатывать попавший в рот солидный кусок. Не пропадать же добру. Так, вслед за введением обязаловки по освоению «мовы» начался перевод на неё названий городских улиц, государственных учреждений, бытовых заведений.
Нам оставалось только иронизировать по поводу непрошенных новшеств, появления всех этих «перукарен», «ликарен», «йидален», «гуртожитков»... Помню смысл официальных объяснений произошедшей метаморфозы, которые на первый взгляд представлялись вполне логичными. Мол, поскольку территориально Крым находится ближе к Украине, чем к России, то им проще управлять из Киева, чем из Москвы. Но было непонятно, зачем надо создавать языковые проблемы. И почему нас никто не спросил относительно дарения Украине. Тем не менее думалось, не всё ли равно, где формально находится, если фактически все мы были в Советском Союзе.
Понятно, что никакого голода в Крыму не было в наши российские времена. Как и от холода в большинстве своём население не страдало. Не помню уже из каких запасов, но в деревню завозились и дрова на растопку, и уголь. Область, не будучи дотационной, не нуждалась в особой финансовой помощи. Располагала довольно развитой промышленностью. Успешно работали судостроительные гиганты «Залив» в Керчи, «Море» в Феодосии, винкомбинат «Массандра», рыболовецкие хозяйства. Что касается Северо-Крымского канала, заводов большой химии, крупных консервных предприятий, то ведь они создавались усилиями всей страны. Даже смешно думать, что если бы Крым оставался в составе России, они не были бы построены.
Так что крымчанам переподчинение ничего не дало, кроме языковых, образовательных, культурных неудобств, которые с годами только усиливались, перейдя в конце украинского периода нашей истории за критическую черту. Жизнь в составе «незалежной» для нормальных людей становилась невыносимой. До поры до времени и перемен-то ждать было неоткуда, виделся тёмный, беспросветный тоннель.
Теперь выяснилось, что российское руководство ни прямо, ни косвенно не инициировало передачу Украине нашего Крыма. Решение на этот счёт было принято взбалмошной волей Никиты Хрущёва. Украинские власти, идеологическая верхушка взяли этот баснословный подарок, наш Крым, не для более эффективного управления, а для освоения, проглатывания, поглощения, впоследствии принявшего уродливые формы.
Кто-то там, наверху, в 1954 году должен был представлять себе, какая опасная мина закладывалась во взаимоотношения России и Украины. Самим фактом дарения полуострова вместе с его населением рес­публике, имеющей конституционное право выхода из состава союзного государства. Естественно, вместе с поглощённым Крымом. Может, и нам самим, жителям полуострова, следовало быть прозорливее и осмотрительнее относительно изменений в своих судьбах. Великое счастье, что несмотря на завидные аппетиты майданной верхушки, переварить наш полуостров ей не удалось.

Иван ДЬЯКОВ.