Возвращение в детство

20 Октябрь 2018 8534
В 1920-м из Крыма уходили воины Белой армии.
В 1920-м из Крыма уходили воины Белой армии.

Он никогда не был в этом городе раньше - не довелось, ведь даже родился на другом континенте, где океан и разница во времени в 7 часов. Но Владимир Белихани считает родным и Симферополь, и Севастополь, и весь Крым - здесь рождались, созидали, сражались, умирали его предки. Спустя почти столетие он выполнил последнюю волю прадеда Николая и деда Степана - опустил цветы в Чёрное море на севастопольском берегу, оставил их на тротуаре на бывшей Кладбищенской в Симферополе, у водохранилища и памятника танку, затеплил свечу в Александро-Невском храме.

- Я никогда не видел прадеда, - рассказывает мужчина, - родился через 5 лет после его смерти, но в семье сохранились записи - пытался он по памяти восстановить родословную, ведь русский офицер был, до последнего в 1920-м отстаивал в Гражданскую свою честь и Родину, свой Крым. Его семья обосновалась здесь ещё с екатерининских времён, дед воевал в Крымскую войну - моряк с фрегата «Кагул». Когда фрегат затопили в Севастопольской бухте, экипаж их сошёл на батареи, воевал на 3-м бастионе, там, кажется, ваш знаменитый матрос Кошка тоже был. Точнее, наш, я хоть и иностранец в Крыму, приехавший сюда, вопреки запретам, но тоже русский, крымчанин - так себя ощущаю. В память о тех событиях у нас в семье хранится орден Святого Владимира - награда офицера с «Кагула» - единственная ценность, которую прадед смог увезти с собой.
Впрочем, главной ценностью Николай Белиханов - так звучит фамилия на русский манер - всегда считал семью и Родину, свою Россию, великую, имперскую, за которую бы и жизнь отдал, да сохранила судьба - лишь ранен в бою под Новороссийском был. А семья - отец, мама, младший братишка Володя, которого он очень любил, даже несмотря на то, что он был офицер Белой армии, а брат - гимназист, заразившийся «красными» идеями, раздававший прокламации, готовившийся «передавать власть в народные руки». И, конечно, семья - любимая Оленька, с которой рядом росли с малых лет, весёлая и белокурая красавица, подарившая ему наследника, лицом словно две капли воды похожего на свою бабушку, а голубыми глазами - на дедушку, родителей русского офицера Николая.
- Прадед называл сынишку «семейным портретом» - единственной «фотографической карточкой», оставшейся из прошлой жизни. В семье было много снимков, что из поколения в поколение делали в фотографической студии Семерджиева в центре города (ныне это улица Екатерининская, Карла Маркса, 14). Все карточки, документы семейного архива, деньги – всё пришлось бросить в 1920-м, когда окончательно рухнул русский имперский мир на полуострове. Лишь небольшой запас еды, одежды, да никому уже не нужные несколько десятков «керенок» - денег Временного правительства: всё, что уместилось в два узелочка и чемодан.
Из записей прадеда и рассказов деда повзрослевший мальчик узнал, что в Гражданскую их род разделился: прадед с женой и крохотным сынишкой эвакуировался из Крыма на одном из последних кораблей, увозивших офицеров Белой армии в Бизерту (Тунис). Уговаривал уходить и родителей, но они всё надеялись образумить младшего сына, вставшего на путь революции. Не уговорили, погибли от рук его товарищей на территории нынешнего водохранилища.
- Как жаль, что здесь теперь вода, - говорит Владимир, аккуратно раскладывая на берегу крупные красные розы. Такие всегда любили женщины его рода. - Я бы хотел взять землю с их могил, чтобы на могилу прадеда отвезти. Вообще, захоронений моих предков здесь и не осталось уже. У них на русском кладбище (ныне территория улицы Крылова. - Ред.) фамильный склеп был - теперь там асфальт и жилые дома... Хорошо хоть храм их любимый теперь восстановили: прадед вспоминал, что, когда его впервые строили, его родители не только деньги передали - ведь всенародный сбор был, но и фамильную икону Святого Николая. Вот теперь в этом храме и я свечи ставлю, как прадед и дед когда-то мечтали. За упокой всех наших предков, оставшихся здесь навсегда. И за Владимира - того самого младшего брата прадеда, выбравшего революцию вместо родных, пожертвовавшего родителями ради нового мира.
О его судьбе Владимир узнал недавно, на сайте военного архива в Москве разыскал данные, что двоюродный прадед погиб в 1944-м в боях за Севастополь - танкист, капитан.
- Пытался отыскать его семью, жену и дочь, но узнал, что они здесь в оккупацию фашистскую погибли. Вроде бы даже неподалёку от нашего семейного дома на бульваре Крым-Гирея (ныне Франко) - там гитлеровцы застенки устроили. Вот думаю: если бы тогда не развела политика семью, наверное, и прадед мой в Крыму остался, быть может, и он, и дед тоже бы здесь с фашистами воевали, Родину защищая. Нет, конечно, дед во Вторую Мировую тоже воевал, но в составе американской армии, вроде бы и ни за что воевал - просто за мир. Знаете, он как-то сказал мне: «Вот если бы можно было хоть глазом взглянуть на Россию, пройти по крымской земле, как отец мечтал, наверное, не было бы меня счастливее. У нас одна Родина - Россия, пусть поруганная, сменившаяся, но наша. И я жизнь готов за неё на вой­не отдать, не за Америку, где мы приют нашли, не за общий абстрактный мир, а за Россию. Одну на всех, великую. Нашу».
Типичный американец Владимир говорит по-русски уже с акцентом: хоть и хранят десятилетиями в его семье родной язык, но жизнь за границей берёт своё. Он никогда не был в Крыму, но очень много о нём знает, считает родным, гордится, что смог «вернуться в детство».

Наталья ПУПКОВА.