Простите, Учитель!

Пусть будут думать о ней, что просто на пенсии, живёт по-прежнему в небольшой гостеприимной квартирке на первом этаже. С тесной кухонькой, за столом которой уютно пить кофе, «совсем чуть-чуть, на пользу»; с двумя комнатушками, где множество книг и старенький компьютер бережно накрыт тканевой салфеткой - «никак не привыкну к нему, опасаюсь - от руки писать надёжнее»; фотокарточки на пианино - «любимые родители, старший брат Вадик - род продолжил, только жаль ушёл рано» и картинка на стене, ещё из детства, - «поросёнок Наф-Наф из любимой сказки». Последнее время Лидия Сергеевна болела и просила, настаивала, не приходить к ней - «не хочу, чтобы видели такой». Но каждый раз ждала телефонного звонка, от тех, чьи номера-имена по старинке заносила в тетрадку, узнавала по голосу и всегда говорила «Спасибо за память»…

Простите, Лидия Сергеевна, что «память» у множества студентов из нескольких вузов такая короткая. Вы не забывали никого, помнили, кого-то лучше, кого-то слабее, но по именам - почти всех, и истории, связанные со многими помнили, и оценки наши, и экзамены… Каждый раз спрашивали: «Как там?.. Привет передавай...». И радовались нашим успехам, советовали темы, рассказывали о прожитом, об истории, о встречах со своими однокурсниками (в 1955-м Крымский пединститут окончили), о поездках по стране - «каждый отпуск старалась побывать в незнакомом регионе»… Как «вкусно» описывали встречу рассвета у моря, восторженно передавали детские ощущения, когда маленькой держали на ладошке божью коровку; приняли из папиных рук куклу с опускаю­щимися ресничками; кричали, первой в доме услышав весть о Победе... В вас удивительным образом соединились детская непосредственность и взрослая строгость, принципиальность и искренность, мудрость и любопытство, любознательность, доброта и отзывчивость. Кому-то вы казались строгой, неприступной, суровой: вначале, наверное, так и было, пока узнавали друг друга. Потом, для многих, на поколения (всегда радовались, что дети давних студентов теперь тоже у вас учатся) стали своей, настоящей, готовой помочь во всём. Нет, если заслужил, то двойки всё равно было не избежать, но возможность пересдать давали всегда, и никогда не смешивали оценки и отношение.

Простите, и спасибо. За то, что учили. По-доброму, ненавязчиво, но настойчиво, передавая нам то, что когда-то сами «впитывали» от мамы, Ольги Михайловны Полинской, самой первой учительницы (и не только по профессии), научившей буквам и любви к книгам; от школьных педагогов, никогда не называли их имена, но всегда с теплотой говорили «Учитель»; и имена институтских преподавателей тоже заменяли этим всеобъемлющим и добрым словом, но мы знаем, они были настоящие корифеи филологии, даже не крымской - советской, как Александр Илариевич Германович, Виктор Николаевич Мигирин, у которого защитили кандидатскую. И вы тоже уже давно стали учителем, корифеем филологии. Вот пишу и представляю, как шутливо хмуритесь на эти строки: не любите напыщенности, стесняетесь даже сравнения с теми, кого уважаете и помните из детства и юности. Но для них вы - ученица, студентка, а для нас - Учитель, Филолог-авторитет (не в том, ныне испорченном смысле слова, а настоящий - грамотный и мудрый).

Впрочем, учили не только русской словесности - человечности, жизни, отношению к ней. Никогда в разговорах не произносили слово «последний» только «прош­лый», «крайний», знали, что не всегда это грамматически правильно, но кроме специаль­ности вы ещё и из флотской севастопольской семьи. Внучка героя Первой мировой, боцманмата («не боцмана» - поправляли) миноносца «Звонкий» Михаи­ла Ивановича Полинского, дочь подводника, чья подлодка впервые в мире совершила длительное автономное плавание во льдах, Сергея Ивановича Пастухова. В семье, в которой в Великую Оте­чественную, защищая Киев в 1941-м, погиб дядя Пётр Григорьевич Паргамин и дедушка Пётр Яковлевич Шляховой - от шального осколка 9 мая 1944-го в уже почти освобождённом Севастополе, не принято было слово «последний». С какой теплотой вы показывали снимки, рассказывали о родных, бабушке Ларисе Фроловне, дедушке Иване Егоровиче, по папиной линии, а вот имя бабушки по маме - почему-то не запомнилось из рассказов, и о самой маме, что возрождала родную школу после фашисткой оккупации города, так и не получилось написать… Простите. И что не расспрошено о многом, и не услышано многое, простите, Учитель. И фотокарточки вот так, для газеты, тоже нет - только личные, где у вас доб­рая и чуть усталая улыбка…

А в интернете продаются ваши книги, Лидия Сергеевна! Помню, как всегда искренне удивлялись этому, и что в сети можно найти любую информацию, и наградные листы вашего папы тоже есть… «Заговори, чтоб я тебя увидел», «Любопытный задачник» - уже библиографическая редкость, а «Этюды о словах», «Ученье без мученья, или Маленькие методические хитрости» находят читателей. И, теперь уже можно сказать последняя, - «Пора привлечь внимание к знакам препинания, или Кое-что о пунктуации» - тоже читается. Как вы азартно говорили, что придумали для неё новую задачку, подобрали интересный пример, спрашивали, понравится ли, заинтересует… И в глазах загорались искорки, и передавались они, настрой, собеседникам, всем, кто старался учиться у вас Слову и порядочности, патриотизму. Как переживали в «тревожные дни марта» 8 лет назад, и радовались, что всё получилось и родной русский язык, сохранённый в Крыму, кстати, и вашими усилиями, публикациями в «Крымской правде», позже - «Беседами о русском слове» в Доме-музее Ильи Сельвинского,- теперь не иностранный. И благодаря лекциям, беседам, книгам, публикациям, вас, лау­реата Государственной премии республики, знают очень много людей. У каждого - свои воспоминания, но главное, - они есть. Вы часто говорили, что человек живёт, пока о нём помнят. Помним, Лидия Сергеевна! Простите, Учитель! Спасибо, что вы есть в наших судьбах.