Он штурмовал Сапун-гору

Николай Родега.

- Чем дольше я живу, тем страшнее мне снятся сны, - жалуется Николай Ерофеевич. - Раньше во сне я летал, как птица, а зараз всё время падаю. Да с такой высоты, что, думаю, разобьюсь в лепёшку, ан нет. Просыпаюсь весь в холодном поту, сердце аж в горле клокочет и вот-вот выскочит. А то, бывает, снится война - будь она проклята. Летим мы на нашем торпедном катере в атаку. Кругом рвутся бомбы, фашистские самолёты поливают нас из пулемётов. Просыпаешься и уже не спишь до утра, всё вспоминаешь, вспоминаешь о пережитом.
Мы сидим с Ерофеевичем в палате госпиталя для ветеранов войны в Симферополе и не можем наговориться. Он здесь на правах постоянного пациента.
Я, можно сказать, случайно - всего лишь как дитя войны. Мы с ним давние приятели - знакомы без малого сорок лет, земляки. Прожили рядом почти сорок лет, дружили семьями. Потом судьба разбросала нас по разным углам Крыма. Но мы не теряем связи друг с другом, по праздникам перезваниваемся. Поехать к нему или он ко мне всё что-то мешало. И вот такая неожиданная встреча. Гляжу на него и по-хорошему удивляюсь. На следующий год ему девяносто, а древним стариком его не назовёшь. Такой же, как раньше, подтянутый, гладко выбритый. Я говорю ему об этом.
- Государство обо мне заботится, - отвечает он. - Два раза в году я поправляю здоровье здесь, в госпитале, регулярно лечу свои перебитые кости в санатории Бурденко в Саках. У меня очень хорошая пенсия. Зараз только и жить…
Николай Родега родился возле Звенигородки, что сейчас на Черкащине, рядом с родиной Тараса Шевченко. В 1941 году окончил местную семилетку. Николай давно сделал свой выбор. По примеру старшего брата Александра, который служил на Черноморском флоте и был командиром торпедного катера, решил стать моряком. Точнее - корабелом. Он успел только отдать в приёмную комиссию судостроительного техникума при Севморзаводе документы, как началась война. И тут несказанно обрадовал старший брат, когда объявил, что начальство разрешило взять его юнгой на один из катеров.
- Начались боевые будни. Фашисты решили запереть флот в Севастопольской бухте, забросав фарватер глубинными бомбами, а потом с помощью авиации уничтожить его. Надо было расчистить фарватер. Начались игры со смертью. Катера на максимальной скорости проносились над минными полями, вызывая огонь на себя. Мины взрывались, поднимая в воздух десятки тонн воды и ила, а катера успевали уйти из зоны поражения. Во время осады Севастополя, - рассказывает Николай Ерофеевич, - мы занимались охраной водного района, топили фашистские быстроходные баржи, конвоировали суда, которые доставляли с Большой земли в Севастополь боеприпасы, личный состав, сами тоже по мере возможности занимались этим делом.
- Когда фашисты подошли на расстояние орудийного выстрела и начали обстреливать Казачью и Стрелецкую бухты, где мы дислоцировались, - продолжает ветеран, - катерников перевели в Поти. Но и оттуда мы доставали фашистов. Решающую роль катера сыграли в успешном проведении в конце сорок первого года Керченско-Феодосийской десантной операции, когда в восьмибалльный шторм и мороз высадили под Керчью и Феодосией три общевойсковые армии. Затем были Новороссийск, Малая Земля. Немало погибло людей, потоплено катеров в этих мясорубках, но оставшиеся в живых с утроенным упорством и героизмом бились с врагом. В сорок третьем наш конвой фашисты обнаружили возле Туапсе. На нас напала целая стая бомбардировщиков и торпедоносцев. Вода кипела от взрывов бомб и очередей пулемётов. Мы что было сил отбивались, но силы были неравными. Выручал манёвр катеров. Рядом с нашим катером взорвалась бомба. Взрывной волной меня выбросило за борт. Я не сразу даже понял, что ранен в руку и ногу. Увидел только, что вода вокруг меня окрасилась кровью. Спасли меня мои товарищи. Под огнём зацепили багром и вытащили на палубу. Век этого не забуду.
Почти полгода провалялся юнга Родега в госпитале в Сочи.
- Я думаю, - вспоминает Николай Ерофеевич, - врачи специально придерживали меня, чтобы не послали на фронт. Мне исполнилось только пятнадцать лет,  выглядел совсем пацаном.
Когда наши войска подошли к Севастополю, среди моряков-черноморцев бросили клич: кто хочет принять участие в штурме города? Получился сводный отряд добровольцев, около тысячи человек. Родега также в их числе был. В составе одиннадцатого стрелкового корпуса Приморской армии наступали на Сапун-гору со стороны Балаклавы.
- У нас было только личное вооружение: автоматы, гранаты, ножи, - говорит Ерофеевич. - Огневую поддержку обеспечивала пехота. 7 мая после мощной артиллерийской подготовки мы взяли ленточки в зубы, чтобы не потерять бескозырки, и вперёд. Сапун-гора только с виду неказистая высота. Но подъём её крутой. Ни тебе расщелины, где можно спрятаться от пуль - кругом одни чахлые кустики. Немцы задраили горы в бетон и металл. На каждом шагу - доты и огневые точки. Восемь часов длилось сражение. Передать, что творилось, нет мочи. Ад! Досталась нам победа большой кровью. Я был ранен осколком гранаты, перебило ключицу, но остался жив, а тысячи других полегли.
В молодости раны быстро заживают. В мае Николая ранило, а в августе 44-го он уже участвовал в штурме румынского порта Констанца. Здесь ему в очередной раз фашисты нанесли увечье. Осколки попали в лицо, повредили глаз. На этом война для него закончилась. Но он служил на флоте ещё три года.
А потом была учёба в сельскохозяйственном училище, недолгая работа в сахарном тресте на Черкащине. Затем молодого агронома по путёвке ЦК комсомола Украины направили для организации колхозов на Волыни: «Нас собралось двести шестьдесят человек. Всех распределили по районам. Это была трудная и опасная работа. Боясь бандеровцев, никто не хотел идти в колхозы. Ездили мы из села в село только в сопровождении милиционеров».
И снова ставший родным Крым, политый и его кровью. 40 лет проработал Николай Родега агрономом в Первомайском районе. Здесь женился, здесь родились сыновья - Николай, Владимир, Виктор. А не так давно переехал к сыну в Судак.
- Встретили меня здесь хорошо, говорит фронтовик. - Избрали заместителем председателя районного совета ветеранов. Теперь я в ответе за таких, как сам. Со стороны российского государства окружён всем необходимым, что надо ветерану. Но чем старше становишься, тем сильнее сердце болит о тех моих товарищах, которые погибли при штурме Сапун-горы, в море, где и могил их нет. Мы должны постоянно помнить о павших. Это хорошо, что сейчас проводят акции «Георгиевская ленточка», «Бессмертный полк». Привлекается к этим мероприятиям молодёжь. Но надо не превращать это в шоу. Память о войне, о Победе должна быть не только во всенародных торжествах, а каждодневно.

Николай ГУРИН.