Житомирская явь крымчанина

20 Январь 2011 678
Хозяйство без хозяйства.
Хозяйство без хозяйства. Фото автора.

Обрадует ли вас, уважаемый читатель, известие, что где-то далеко, в житомирском Полесье, вашему роду принадлежит несколько сотен гектаров леса? Причём владели ваши предки этим зелёным богатством с середины позапрошлого века. А? Конечно, с тех пор много воды утекло и чего только не было: и революции, и войны, и много чего ещё, не существовало только механизмов возвращения экспроприированного. Но документики-то остались - купчие, натурные схемы. Их-то и показал несколько лет назад давний друг моего отца, голова Корнинского поссовета Житомирской области и дальний родственник Виктор Яковлев. Увы, недавно Виктор Николаевич умер. Во время этой поездки на историческую родину моего отеческого рода уже его не застал. Конечно, спрашивать у вдовы о бумагах по родовой собственности было без толку. Но походить по прадедовским лесам удалось.

От семнадцатиградусного мороза красное-красное солнце, казалось, застынет, коснувшись белого горизонта, и замёрзнет, так и не закатившись за дальние леса. Да и темнота не наступала: как-никак тысячу вёрст севернее Крыма, а значит, сумерки дольше. Только приехав в Корнин и уже идя по заснеженным улицам, знакомым с детства, увидел первые звёзды.

Сто километров от Киева на запад, потом ещё десятка два - в самую глушь юга Житомирщины с такими исконными славянскими названиями: Дедовщина, Сущанка, Липки, Белки, Скочище, Лучин. Речки с тёплым песком на дне летом - Ирпень, Унава и Здвиж. Не знаю, но почему-то кажется, что тут витает дух древнеславянской истории, а в дубравах ещё стоят языческие идолы. Самому же посёлку Корнин насчитывают 460 лет, ибо в далёком шестнадцатом веке тут появился замок знати Великого княжества Литовского, а вскоре и местечко. Название селению, по преданию, дал сам Богдан Хмельницкий, обозревая вырванный бурей дуб в окрестностях. Но больше тут помнят других людей: так называемого «пана» - местного помещика Таранова - и немецкого предпринимателя Сеттгофера. Пан Таранов был известным хозяином и просветителем, а немец - сахарозаводчиком, что основал тут сахарный завод в 1862 году. Крепкие были хозяева, и в среде склонных к зажиточности местных жителей запомнились именно они. «А Хмелько с бунтарём Семёном Палием - то ж бандиты, хиба хазяи?», - улыбается тётя Наташа, моя родственница.

Красивейшие места и сейчас привлекают «хозяев нынешней жизни». Например, у тех самых братьев Медведчуков, Виктора и Сергея, тоже корнинские корни, так сказать. И сейчас тут живёт их тётка, к которой несколько лет назад проложили асфальт по старой шоссейной дороге. Увы, морозы и зной сделали своё дело и заметно повредили покрытие дороги. Дело в том, что ещё во времена Таранова на улице выложили мостовую из крепчайшего местного гранита, подогнав камни друг к другу так, что пролежали они более ста лет. А я-то иду по улице и дивлюсь: где та дорога, по тёплым камням которой бегал босиком в детстве? Замуровали её в асфальт, который и не выдерживает, рассыпается. Так, думается, будет со всем современным, что делается бездумно, не выдержать этому конкуренции с прочным, старинным.

Но будет ли так с виллами, выросшими у лесных озёр и в светлых сосновых борах? Как рассказали местные жители, поссовет выдавал кому ни попадя разрешения на землю, там быстро росли дворцы за высоченными заборами. И как-то местный голова пошёл туда узнать, что к чему, так на него спустили собак. Да и правды он не нашёл тогда уже в «оранжевом» Киеве. Одно только хорошо: в 2002 году в посёлок пришёл газ. Конечно, его провели богатеи, но и с местными поделились, иначе бы те не поняли их, ещё спалили бы кого.

Наверное, именно из-за спроса на местные красоты, подкреплённые благами цивилизации, довольно дороги дома в Корнине и окрестностях. «Простая хата» с газом стоит 55-60 тысяч «долярив», а уж с дополнениями типа гаража и сараев - и того больше. И самое интересное, что хат пустых немного: скупают киевляне для летнего отдыха, и по одной из главных улиц, Ленина, на продажу всего одна. Местные жители тоже атакуют матерь городов русских, устраиваясь на работу в столицу - благо каждый час маршрутка ходит. А дома работы почти нет.

Самые известные местные предприятия - сахарный завод и специальный гранитный карьер - стоят. «Цукровый» вроде как законсервировали, и вот уже четыре года никто не видел ни света в его окнах, ни дыма из труб. Знаменитый «буряк», который раньше выращивали все местные колхозы, тоже отошёл в область памяти. Сами хозяйства распались-распаевались, и только отдельные мелкие хозяева растят сахарную свёклу и отвозят её на переработку аж в Бердичев. А карьер, имеющий тоже солидную историю добычи и использования высокопрочного гранита, работает всего раз-два в год, если есть заказ.

Процветают тут только лесопилки. Как рассказал рабочий Сергей, только в лесу можно заработать, но зажиреть не дадут. В принципе, обмельчали и хозяева: если раньше не было таких, кто бы не держал коров или свиней, то сейчас по соседству с родственниками всего несколько семей занимаются животноводством. Но стол от этого не меняется: мясные блюда преобладают, с картошечкой.

Увы, прошлый год принёс жаркое лето, и не уродилась эта исконная культура. Хотя в Корнине, как, впрочем, и везде по региону, на хороших полесских почвах картофель давал неплохие урожаи почти без обработки. А что, кругом песочек плодородный, вспахал, посадил, окучил, выкопал, полив - естественные грибные дожди, гадости колорадской немного. Одно плохо: близость к чернобыльской зоне. Впрочем, здешние места считаются чистыми.

Но здорового населения на порядок стало меньше, рассказал Коля, местный врач из амбулатории, мой родич. Дело ещё в фоне, в проживающих «чернобыльцах», которым здесь с 1992 года построили множество домов, стоящих на окраине Корнина почти впритык друг к другу. Как отселённые люди пользуются определёнными привилегиями, однако и болеют больше.

Их, пришлых, не совсем жалуют исконные корнинцы. Как философствовал мой попутчик в маршрутке Володя, такая жизнь, как у переселенцев - без «города та хозяйства», непонятна местным. Такой себе огромный дядька, ростом метра два и килограммов под сто восемьдесят, всю дорогу рассуждал об особенностях исполнения итальянских эстрадных песен, обзывал политиков почему-то рахитами и мечтал найти себе «добру жинку, бо вси зараз худи, маленьки та нехазяйнувати».

А ещё от него узнал, что известный рабочий поезд Фастов-Житомир, «дизель», по-местному, теперь ходит только трижды в неделю. На его пути - красивейшие перелески, тихие заводи речек, тёмные чащобы, маленькие станции из белого кирпича. Граница с древним Диким Полем. И жизнь вокруг - свои горести и радости, работа и безделье - всё многообразие человеческого бытия. Многое поменялось в исконном дедовском краю. И даже лес, мой по праву единственного мужского представителя рода, уже вырос и переводится на древесностружечные плиты. Хотя дух древлянский, чувствующийся в этом краю и крепко сидящий где-то внутри меня, не исчезнет вместе с лесом. Он и в живущих хозяевах, но не в обитателях лесных дворцов, а в простых сторожах на лесопилке или пожилых хозяйках с цапкой «на городи».