Шампанское Победителей

Майор и хозяин леса

В одном из номеров мы упомянули об авторе военного «Красного Крыма» (так в Великую Отечественную называлась наша газета) Александре Петровиче Изугеневе, майоре-пограничнике, одном из тех, кто оборонял Крым, Севастополь в составе 184-й стрелковой дивизии (до октября 1941-го 4-я Крымская стрелковая дивизия пограничных войск НКВД). Он родился в Симбирской губернии в 1901-м, в 16 лет добровольно ушёл в Красную Гвардию, что вела бои за победу мировой революции, сражался в Гражданскую. После семья, известно, что жена Галина Григорьевна была учителем, поселилась на юге Украины.

«За проявление гражданской доблести, самоотверженность и мужество в охране границ Социалистической Родины, достижения в деле боевой и политической подготовки» и в честь 20-й годовщины пограничных войск НКВД 14 февраля 1941-го комендант Очаковской комендатуры Александр Изугенев награждён орденом «Знак Почёта». Первый орден чекиста - ещё до начала войны, а в Великую Отечественную будут иные - Красной Звезды, Александра Невского, по два - Красного Знамени и Отечественной вой­ны первой степени. Одесса, Севастополь, форсирование Днепра - фрагменты боевого пути офицера, контуженого, раненого, но встретившего Победу в составе 1-го Белорусского фронта. Но это в 1945-м, а 80 лет назад, в конце лета 1941-го, его пограничники удерживали Очаковский укрепрайон; сражались на Тендеровской косе. 12 сентября, как вспоминал офицер, ему с личным составом комендатуры приказали перебраться в Крым: «Вначале порт Ак-Мечеть (Черноморское), позже - Симферополь, управление Черноморского пограничного округа, где формировалась стрелковая дивизия НКВД». В её составе обороняли полуостров, а когда фашисты прорвались на Ишуньских позициях, с боями отступали к Севастополю.

А провёл туда отряд майора «хозяин леса» Рафик Айрапетян.

Об этой встрече офицера и партизана рассказал однажды севастопольский писатель Михаил Леонидович Лезинский, пришедший к виноделу, бывшему партизанскому проводнику, во время подготовки повести о пограничниках. Спросил тогда: помнит ли солдат Изугенева, которых провёл в осаждённый Севастополь. Винодел протянул письмо: «Многоуважаемый Рафик Акопович! Пишет бывший пограничник А. П. Изугенев, которого с большой группой вам довелось выводить с базы Мок­роусова (Алексей Васильевич командовал партизанским движением Крыма. - Ред.) к Севастополю. В то время я был майором и носил кожаную куртку… С базы Мок­роусова мы спустились вниз, но неудачно и вынуждены были подняться вновь к дому лесника, где и встретили вас. С тех пор прошло двадцать шесть лет и многое забылось, но вашу фамилию запомнил на всю жизнь, потому что многие обязаны вам тем, что живут сейчас на белом свете… С искренним приветом Изугенев». И рассказал севастополец о случившемся осенью 1941-го. «Встреча с изугеневцами могла окончиться трагически. Они, - до сих пор себе простить не могу! - заметили меня первыми и взяли на мушку. Шевельнись и… крышка. Вижу, из-за кустов показался ствол автомата и команда: «Хонды хох!». Сообразил, что так коверкать немецкий язык могли только свои! Огрызнулся: «Руки вверх! Ещё чего захотели!». Автомат в кустах описал дугу. «Кто такой?!». «Хозяин крымских лесов!». Поняли пограничники, что немчура так отвечать не станет. Показались. Ко мне подошёл майор Изугенев. К куртке у него ещё орден «Знак Почёта» был привинчен, и спрашивает:

«В Севастополь мог бы провести, если ты действительно хозяин леса?». «Смог бы. Но без разрешения Мокроусова шагу не сделаю. Этак, по просьбе, всю армию Манштейна (Эрих фон - командующий 11-й армией, наступавшей на Крым. - Ред.) в Севастополь проведу». «Ну, пошли к твоему Мокроусову», - улыбнулся Изу­генев». Получив добро, проводник вывел пограничников к Балаклаве.

Партизанское «застолье»

Михаил Лезинский и Рафик Айрапетян стали добрыми товарищами. И хотя разница в возрасте у них была значительная - писатель родился в 1931-м, а винодел в 1913-м - была общая военная тема. Одессит Михаил Лезинский жил с мамой и сестрой в 70 километрах от фронта, в карельском посёлке (с 1943-го - город) Сегежа, где в ссылке находился отец, Леонид Самойлович участник Гражданской войны, арестованный по доносу. Позже он добровольцем ушёл на фронт и погиб 27 ноября 1942-го под Смоленском. А сын же после армии приехал в Крым - работать электриком, и вскоре в «Славе Севастополя» появился его первый рассказ - «Вечный огонь». «Вечный огонь - памятник моему отцу, всем отцам, не вернувшимся с войны». В канун Дня Победы в этом году его опубликовала и «Крымская правда» - вспомнили, благодаря читательнице Эмилии Илларионовой, чей отец Павел Павлович Осетров тоже не вернулся, оставшись в отблесках Вечного огня.

Увы, где родился Рафик Айрапетян, мы не знаем, возможно, он из крымских армян. Но, по воспоминаниям писателя, «ещё мальчишкой в составе комсомольского отряда гонялся за бандитами», получив «на память» шрам на спине - от удара шашкой. Парень, действительно, отлично знал крымские леса, был до войны заядлым охотником, а потому, готовясь к партизанскому движению, исходили они с Алексеем Мокроусовым все тропы-тропинки, стал партизанским проводником, связным. «Фотография партизанского проводника, молодой, красивый. На нём ватник, поверх - брезентовая куртка и такие же брюки, на ногах - постолы, затянутые сыромятными ремнями. Обвешан патронташами, в руках - карабин. К ноге (так удобнее) привязана морская кобура - просматривается рукоять нагана, на поясе гранаты и кинжал, - описывал снимок Михаил Леонидович, добавляя, что Рафик Акопович всегда считал себя старым солдатом, человеком суровым. Но с какой теплотой о нём, самом добром, вспоминали партизаны, солдаты, которых он привёл в Севастополь осенью 1941-го, а потом, летом 1942-го, выводил из захваченного фашистами города. Наверняка часто вспоминали партизаны и Новый год 1942-го, «стол», что накрыл им гостеприимный армянин.

Они встречали тот праздник у Байдарских ворот.

Командир отряда сетовал, что даже лишний сухарь выдать не может: голод, все ямы с продовольствием, сделанные до оккупации, предатели выдали фашистам. «И тут, - писал Михаил Лезинский, - встал Рафик Айрапетян. «Прошу в кусты. Для вас приготовлен райский обед. За кустами расстелена плащ-палатка, новогодний стол. Котлеты! «Фирменное армянское блюдо, скомпонованное из сухарей личного неприкосновенного запаса и лошака генерал-полковника Манштейна. Прошу наполнить бокалы, друзья!». И произнёс свою «самую длинную» новогоднюю речь-тост: «Есть закуска и есть что выпить». В солдатские кружки он накапал по пять граммов спирта и до краёв долил отваром шиповника. «За Новый 1942 год! За Победу!». А потом пообещал: когда кончится война, угощу вас настоящим шампанским. Нет, не тем, которое знаете, сочиню для вас новое вино, которое будет напоминать о пройденных дорогах и Победе».

К 9 мая 1963-го на возрождённом Севастопольском винзаводе (он, запущенный за год до войны, тоже стал её участником - в штольнях разместили госпиталь, уже готовое шампанское развозили по окопам для поддержки раненых, а бутылки стали тарой для зажигательной смеси) выпустили первые 12319 бутылок нового «Севастопольского игристого». Тонкого бархатистого напитка глубокого рубинового цвета с нотками шиповника и вишни. Спус­тя несколько лет напиток получил золотую медаль на мировом конкурсе. Рафик Акопович (снимок винодела, сделанный в 1967-м Александ­ром Васильевичем Баженовым, хранится в Музее обороны Севастополя) говорил: «Не думали о славе, выпуская «Севастопольское Игристое», хотели создать новый сорт вина, достойный победителей фашизма».

По странному стечению обстоятельств потом долгие годы шампанское победителей пили… в стране побеждённых, оно шло на экспорт в Германию, а у нас было дефицитом. Если к новогоднему столу 2022-го купите «Севастопольское игристое», вспомните, что началась его история 80 лет назад с нескольких капель спирта и отвара шиповника в солдатских кружках крымских партизан.

Фото из открытых источников.