Старший лейтенант

Впрочем, возможно у офицера остались потомки (если отзовутся - будем рады): по данным портала Память народа, созданного по документам Центрального архива Министерства обороны страны, в Саблах (ныне Партизанское) Симферопольского района его ждала жена Нина Никанд­ровна. Там 30-летнего воина (родился в 1912-м, хотя в одном из архивных документов ошибочно указано - 1921-й) ждали и родители, - из номера нашей газеты за декабрь 1941 года знаем, что отец, Сергей Вьюнников, одно время был там председателем колхоза, в Великую Отечественную вой­ну ушёл в партизаны.
Номер за 3 декабря 1941 года - «Красный Крым» уже месяц выходит в осаждённом Севастополе, сотрудников осталось трое: ответственный редактор Евгений Степанов, заместитель Абрам Райчук и военкор Михаил Муцит. Именно он, постоянно бывавший на передовой, ходивший на задание с бойцами, тоже лейтенант (запаса, правда, в газете оставленный) напишет тот материал «Рассказы о лейтенанте Вьюнникове». Четыре небольших истории, раскрывающие характер, мужество. «Всю ночь Дмитрий Вьюнников находился в разведке. Он облазил вдоль и поперёк большой кусок территории, захваченной немцами, высмотрел расположение их боевого охранения, огневых точек, установил их численность. Он ползал буквально под носом у фашистов. Сноровка прирождённого разведчика помогала ему оставаться незамеченным. На рассвете Вьюнников невредимым прибыл к своим и доложил обо всём виденном командиру батальона». Увы, мы не знаем имя этого комбата - только известно, что это было подразделение 383-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии (бывшая 3-я Крымская моторизированная) Ивана Ласкина, принявшая первые бои на Перекопе в сентябре 1941-го. А вот за Дмитрием Вьюнниковым, как писал наш коллега, закрепилось с тех пор «слава человека, который выигрывает сражения». Добытые им разведданные, помогли товарищам атаковать врага. «Через несколько часов батальон перешёл в атаку. Со стороны это могло показаться безумием: было известно, что фашисты стянули сюда большие резервы, готовясь к решительному удару. Все знали, что противник располагает на этом участке значительно превосходящими огневыми средствами. И накануне сам комбат посчитал бы эту идею вздорной, нелепой. Но другое дело сейчас, когда он располагал данными Вьюнникова. Готовясь к внезапному массированному огневому удару на левом фланге, фашисты стянули туда все свои миномёты, артиллерию, автоматы. Батальон своим наступлением предупредил события, сорвав планы врага, и пошёл в атаку на правом фланге, где фашис­ты менее всего были готовы к встрече с нами. Эффект был ошеломляющим: немцы, которые численностью впятеро превосходили наши войска, позорно бежали и вынуждены были перейти к дальнейшей обороне».
В следующей истории Михаил Муцит рассказывает, как Дмитрия Вьюнникова судьба свела с отцом. Вместе с группой бойцов-кабардинцев он провёл в тылу фашистов смелую операцию, на обратном пути, натолкнувшись на немецкую засаду, смогли уничтожить часть врагов, часть захватить в плен. Но вернуться к своим не удалось - наши части за это время передвинулись на новые рубежи. Отряд офицера оказался в окружении. «С клинками, с гранатами наготове отряд бесстрашных разведчиков, уничтожив десятки фашистов, пробил себе дорогу в ближайшую крымскую деревню Н. - это была родина лейтенанта. (Деревня Н. - это Саблы, просто не положено было в военное время указывать подобные сведения в газете. - Ред.). Так обстоятельства привели к встрече отца и сына, обстановка не располагала к длительной беседе: «Прощай, сын. Я буду недалеко от тебя. Из Крыма никуда не поеду. Ночью отправляюсь в партизаны. А там, гляди, скоро и встретимся…». Отец и сын поклялись друг другу до последней капли крови драться за любимую Родину, истребить всех до одного немецких захватчиков, ворвавшихся в советский Крым». Увы, о судьбе Сергея Вьюнникова узнать ничего не удалось, сын же успел провоевать ещё совсем немного.
«Так познаются люди» - третья история, описанная нашим коллегой, рассказывает о новом боевом задании Дмитрия Вьюнникова. Майор Ерофеев (увы, больше о нём тоже установить не удалось), командир части, отважно сражающейся на подступах к Севастополю, приказал пробиться в горы. «Поезжайте до них на моей машине - меньше устанете, а там, в лощине, шофёр подождёт. Так будет скорее и лучше». Опытный пожилой шофёр Георгий Мирошниченко (и о нём больше, увы, не знаем), тревожно молчал всю дорогу, а, поставив машину под надёжное укрытие, попросил разрешения у лейтенанта тоже пойти на задание. «Стало всё понятно, почему так тревожно молчал шофёр, который был примерно вдвое старше. Офицер посмотрел в его открытые ясные глаза. Никакие сомнения не закрадывались в сознание. Такому человеку можно смело целиком довериться. Такой не подведёт». Наверное, так описывал свои впечатления лейтенант, когда рассказывал нашему корреспонденту о случившемся. Однополчане отмечали, что о себе парень рассказывал неохотно, а вот о том случае, о боевых друзьях  всегда старался рассказать в первую очередь и переживал, что в газете почему-то интересуются им, а не товарищами. «Долго они бродили по горам, выполняя свою задачу и не сталкиваясь с врагом, умело обходя их. Неожиданно два шальных осколка снарядов угодили Вьюнникову чуть пониже левой груди и в правое плечо. И сразу вслед за этим где-то поблизости стали раздаваться частые пулемётные очереди. Вскоре сквозь темноту ночи можно было разглядеть очертания немецких автоматчиков. Они направлялись к месту, где залегли Вьюнников и Мирошниченко, паля во все стороны. Отважные разведчики выждали, пока фашисты подошли на близкое расстоя­ние и только потом открыли огонь. Два автоматчика были сражены меткими пулями шофёра Мирошниченко. Видя, что раненому лейтенанту становится всё труднее вести огонь, Мирошниченко отнёс его в ближайшую ложбину, а сам вернулся и, перебегая с места на место, продолжал отстреливаться, до тех пор пока не обратил в бегство фашистских громил, решивших, что встретили большую группу красноармейцев». Потом Георгий Мирошниченко помог Дмитрию Вьюнникову добраться до машины, а в полку, когда лейтенант рассказывал о его героическом поступке, лишь скромно улыбался - одно дело делаем, ради Победы.
Те два осколка так и остались в теле офицера - «наотрез отказался лечь в госпиталь и через день снова отправился с группой бойцов в разведку. Нужно было во что бы то ни стало обнаружить линии связи противника и уничтожить их». Перерезав в десятках мест провода, отряд стал ждать появления фашистов: «Они сейчас кинутся во все стороны искать причины». И точно: не успел расставить бойцов и дать распоряжение, как в нескольких метрах от него, залёгшего впереди отряда, появились фашисты. Подпустив их совсем близко, лейтенант швырнул в самую гущу четыре гранаты. «Осколком последней ранило его самого. Дмитрий Вьюнников успел только передать своим условный сигнал и потерял сознание. Бойцы в едином порыве ринулись на помощь командиру, бросились врукопашную. Трудно сказать, сколько фашистов было истреблено в этой ночной схватке. Но уцелело их очень немного. Разведчики же не потеряли ни одного человека», - писал Михаил Муцит. Четырежды раненный лейтенант лежал в полевом госпитале, отказавшись от эвакуации на материк: «Никуда из Севастополя не уеду. Скоро выдужаю и буду вместе со своей частью гнать немецких захватчиков из родного Крыма».
Ему не довелось сделать это, увы, и ни одной награды не было у отважного разведчика. Просто не успел: 14 января 1942-го погиб. Друзья похоронили Дмитрия Сергеевича Вьюнникова в Инкермане, где к тому времени рядом с монас­тырём образовалось воинское кладбище. Примерно через полгода погиб и его ровесник, наш коллега, заведующий военным отделом «Красного Крыма» Михаил Евсеевич Муцит - когда весной 1942-го газета перебралась сначала в Керчь, потом на Кавказ, он остался в Севастополе. Автор и герой публикации - просто два Героя Крыма, до последнего защищавшие Родину. Будем помнить, земляки!