Главное для него интервью

В архиве Алексея Ермолина мы нашли диктофонную запись этого главного для него интервью и подготовили материал к публикации.
- Дед, вот у тебя 27 наград, в том числе два ордена Отечественной войны, два - Красной Звезды, две медали «За боевые заслуги», а какая из них для тебя самая дорогая?
- Самая дорогая - медаль «За оборону Сталинграда».
Я окончил Одесское зенитно-артиллерийское училище и в Сталинграде командовал зенитно-ракетным дивизионом - шесть зениток. Мы прикрывали наши войска при переправе через Волгу. В Сталинграде, неподалёку от дома Павлова, был тяжело контужен. Знаешь, мне пришлось и тяжесть отступления пережить, и повидать многое, но такого отчаяния, такого мужества, с которым наши сражались буквально за каждый дом в Сталинграде, пожалуй, потом нигде не видел. Это был наш рубеж, мой рубеж. Если бы мы тогда сдали Сталинград, то враг бы всю страну мог завоевать. Не дали, сломили. Вот потому эта медаль для меня самая дорогая, она - как символ всей нашей победы.
- А потом ты попал в контр­разведку?
- Нет, сначала долго в госпитале лечился, потом освобождал юг Украины. Потом меня и ещё двоих сослуживцев направили в школу для подготовки сотрудников особого отдела контрразведки для воинских частей.
- Каким образом тебя отбирали в контрразведку?
- Да вот примерно так, как ты у меня интервью берёшь. Расспрашивали, где воевал, что видел на фронте, какое настроение. Сказали потом, что хотят направить работать в особый отдел.
- Отказаться мог?
- Наверное, нет. Да и как откажешься? Это ведь по сути приказ был, а они не обсуждаются. Надо значит надо. Родине виднее. Если честно, мы не знали, чем занимается отдел контрразведки «СМЕРШ», как-то не сталкивался с ними на фронте. Окончил спецшколу в Киеве, стал работать.
- Чему учили?
- Разбираться в людях, работать с ними, выявлять изменников Родины. Приобретать свою агентуру, изучать поведение людей. Обычная оперативная работа, никакой романтики, как в фильмах. Четыре месяца учился, потом попал в воинскую часть в Молдавии, а оттуда как работника особого отдела передали органам МГБ.
- А как на Западную Украину попал?
- Как все - надо. Приказ. Там ведь очень много банд оуновских было, надо было ликвидировать. Знаешь, там было сложнее, чем на фронте. Во много раз сложнее!
- Почему, ведь это же всё-таки была советская земля с 1939 года и были там не захватчики-чужестранцы?
- В том-то и дело. На фронте ты чётко знал, где враг, где линия фронта, а здесь нет. Можно было зайти в дом, где накормили бы, а потом выйти во двор и получить от хозяина пулю в спину. Большинство жителей там поддерживали бандитов - бандеровцев.
И очень трудно было распознать, где враг. Убивали за просто так, потому что советский, коммунист. Очень много прикомандированных погибло: тогда ведь туда много людей посылали со всей страны, чтобы крепить советскую власть на новоприсоединённых землях, - врачей, учителей разных, да и денег очень много вкладывали туда. Так вот, многие, узнав, что их ждёт командировка туда, просто партбилеты оставляли даже, чтобы только не попасть в бандитское логово. Ведь убивали без разбору: женщины, дети - расстреливали, распинали на «галицком венке» - это когда к двум пригнутым деревьям привязывали человека, а потом деревья отпускали. Наших офицеров в Ивано-Франковской области, где я служил, погибло около 300, последнего, Пугача, в 1950-м убили.
- Что, прямо так все и поддерживали?
- Даже священники. В Заболотове сына начальника местного управления госбезопасности расстреляли, когда он мимо церкви проходил. Там, на службе, как оказалось, было три бандеровца с автоматами и священник не препятствовал. Вышли из церкви и расстреляли парня. У них ведь списки были всех. С виду дружелюбные, а за пазухой - камень. Майор Сибирцев у нас был, зашёл как-то на свадьбу к местным - пригласили, так его там оглушили, руки-ноги поотрубали.
- Дед, не страшно было?
- За себя - нет. За семью, за жену Шуру, за дочку Аллу, твою маму, - да. К счастью, в самом Ивано-Франковске, где они жили, не было убийств, лишь в округе. Но наслушались они разного, самое мирное: «Убирайся, советка». Спать я всегда ложился с пистолетом под подушкой, ко всему готовым надо было быть. Но часто просто дома не бывал - служба, всё больше леса местные прочёсывали с солдатами. Выявляли бандитов, шпионов. К нам разведданные поступали, что такие-то из местных, завербованные фашистами, учившиеся в разведшколе в Германии, возвращаются. Ловили. Как-то были три агента таких выброшены с парашютами. Один неудачно опустился, за дерево зацепило парашют, а мы уже знали об их прибытии, прочёсывали местность. Взяли, он указал, где рация спрятана, оружие - всё, кстати, иностранное было.
- Дед, но после войны, что могло интересовать там иностранные разведки?
- Наша земля, ресурсы, там ведь нефтепромыслы богатые были, в Болеховском районе Ивано-Франковской области добывали уран. Троих шпионов туда забросили под видом наших работников, но мы выявили. Арестовали.
- Вот ты говоришь, что только у вас в управлении 300 офицеров погибло, много других людей. А ради чего всё это?
- Ради жизни других, ради справедливости. Надо было очистить землю от этих бандитов, от оуновско-бендеровского подполья. Они ненавидели Советскую власть. Их спрашивали: почему вы ушли в леса, а не присоединились к частям Красной Армии с пулемётами и миномётами, из которых после войны обстреливали мирные города, такие, как Коломыя? Они говорили, что таким образом защищают местных жителей. Защищали, убивая! За самостийную Украину боролись. Они убивали наших, они могли выйти за границы своих областей и убивать по всей стране. Этому надо было положить конец. Но, видимо, не до конца мы тогда боролись, раз возрождается сейчас фашизм, раз приравнивают их к героям. Им нельзя идти на уступки, ни в коем случае. Это очень опасно для страны. Я готов погибнуть сейчас, но только не допустить этого.