Тревожное утро

Сорок семь минут до войны
Фашистские танки и пехота только готовились перейти границу Советского Союза, а вот самолёты врага уже вторглись в нашу страну: первым из городов СССР бомбёжке подвергся Севастополь. В 3 часа 13 минут, когда до официального часа объявления войны оставалось 47 минут. По бомбардировщикам без опознавательных знаков открыла огонь зенитная батарея в Стрелецкой бухте, потом подключились другие зенитки, орудия на кораблях: «Вражеский налёт отбит, но в городе есть разрушения».
О жертвах в донесении ни слова, а между тем 21 севастополец погиб тогда на улице Подгорной (ныне названной в честь погибшего во время обороны города начальника Севастопольского отдела НКВД Константина Нефёдова), ещё около 200 человек получили ранения. Фашисты сбросили на парашютах донные неконтактные мины, чтобы запереть в бухтах, а затем уничтожить корабли Черноморского флота. Одна мина попала во двор жилого дома. Севастополец Николай Несило вспоминал: «Мина упала во двор, где жила тётя Варя Соколова, командир группы самозащиты домкома. Люди приняли её за человека, диверсанта, и поспешили к месту падения. Не успели открыть калитку, как прогремел взрыв. Первой бежала племянница Соколовой 13-летняя Леночка Каретникова. Второй погибла 46-летняя тётя Варя. Затем бежала моя мама (она была командиром пожарного звена). Её отбросило метров на 30, контузило». Погибли тогда и Александра Белова, мама Варвары Соколовой, Августа, Абрам и 3-летний Вадим Бабаевы, Сара и Иосиф Мангупли, Прасковья Коврига, Наталья Уханова-Попова, Фёдор Дёмин, Мария Макуха, Стефан Панелоти, сотрудники морзавода Анна Найда с мужем Борисом Годуадзе и их 9-месячный сынишка Виталик, няня малыша, чьё имя неизвестно, как и ещё двух женщин и одного мужчины. О них теперь напоминают надгробья на старом городском кладбище да памятник на улице, где произошла трагедия.
- О войне Севастополь узнал первым, - рассказывает Анна Максимова, которой в 1941-м исполнилось семь лет. - Помню, как ночью проснулась от страшного гула, мама успокаивала меня и трёхлетнего братишку, чтобы мы не плакали, а главное, не подходили к окнам. Папы не было - он убежал по тревоге на свой корабль. Когда совсем наступило утро, я хотела погулять, но мама не пустила. На минутку прибежал папа, они о чём-то говорили, мама плакала. Потом мы с ней собирали вещи, чтобы уехать в Симферополь к бабушке. Папа поцеловал нас с братом и сказал, что скоро вернётся. Он так и не вернулся потом - погиб в июне 1942-го. Когда мы с мамой шли на станцию, чтобы ехать к бабушке, вокруг было очень много людей, заплаканных, грустных. Долго не было автобуса, и я услышала, как из чёрной тарелки репродуктора произносили страшные слова о войне. Нам повезло: мы с мамой, братом и бабушкой успели уехать из Крыма до оккупации - к родственникам в Томск. Но по пути нас много раз бомбили, вновь был тот страшный гул, который разбудил меня ночью 22 июня 1941-го. Кажется, он и сейчас преследует меня при воспоминаниях о войне - гул, разделивший жизнь на до и после войны.
«Прошу не отказать»
- Когда Вячеслав Молотов по радио объявил о нападении на нашу страну фашистов, мы с мальчишками, дурачки, даже обрадовались, - вспоминает симферополец Иван Осипов, - 11 лет, пацаны совсем. Помню, стояли на углу улиц Желябова и Гоголя у киоска с газировкой и слушали выступление. Когда было сказано о бомбардировке Севастополя, какая-то тётя упала в обморок, потом мы узнали, что в этот город уехал с друзьями её сын - выпускник школы - встретить рассвет на берегу моря. Мой дружок Лёва Майер сказал тогда плачущим взрослым: «Вы что, ведь у нас же самая сильная армия, вот увидите, совсем скоро война окончится, мы их всех разобьём».
И мы, похватав палки, помчались играть в войну. Через полгода Лёву с родными расстреляли фашисты на Феодосийском шоссе. И он так и не узнал, что «совсем скоро» растянется на 1418 дней и заберёт почти 30 миллионов жизней.
На улице Желябова в Симферополе жил до войны и Валя Душко. Услышав о начале войны, он, не раздумывая, отправился в военкомат. «Мне ещё только 17 лет, но я прошу послать меня на фронт. Даю комсомольское слово, что буду бороться до тех пор, пока не будут полностью уничтожены все враги моей матери-Родины. Буду бороться до последней капли крови, до последнего вздоха. Прошу военкомат не отказать в моей просьбе и послать меня в действующую армию», - заявление, хранящееся в Государственном архиве Республики Крым, - всё, что осталось от парня. Через два с половиной года командир 585-го танкового батальона 3-й танковой Чаплинской Краснознамённой бригады подписал извещение на имя отчима парня Юрия Андреевича Кашина: «В бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, младший лейтенант, командир танка Валентин Лукьянович Душко был убит 30 марта 1944 года в боях с немецкими захватчиками в районе села Новотроицкое Андрей-Ивановского района Одесской области и похоронен на северо-западной окраине села» (сейчас пгт Новотроицкое Херсонской области).
А вот Владимиру Горохову, тоже 17-летнему пареньку, принёсшему заявление в военкомат 23 июня 1941-го, повезло: он, миномётчик, был дважды ранен на фронте, но выжил, вернулся домой с Победой.
- О войне папа не любил вспоминать, - рассказывает дочь фронтовика Ольга Владимировна. - Зато мы часто слышали его рассказ о том самом первом дне войны: на рассвете 22 июня они с друзьями шли на рыбалку - решили поудить на Альме в районе Базарчика (ныне Почтовое Бахчисарайского района). Как раз около четырёх утра подъезжали на велосипедах к месту, когда вдруг увидели зарево над Севастополем, но подумали, что учения на флоте начались.
С уловом домой возвратились днём, когда въезжали в Симферополь, удивились непривычной для воскресенья тишине, потом увидели людское столпотворение у репродуктора: все ждали правительственного сообщения. А потом на листочке, вырванном из тетради по русскому языку, папа писал заявление: «Прошу направить на фронт добровольцем».
В Симферополе к концу второго дня войны лишь от комсомольцев поступило четыре тысячи заявлений с просьбой отправить на фронт добровольцами.
Кресты на окнах
Алла Малышева из Ялты помнит, что первым о войне ей рассказал старший брат Дмитрий, работавший санитаром в Алупкинском санатории для детей.
- Мы с мамой проснулись от того, что зазвенела посуда в серванте, - вспоминает женщина, которой в 1941-м было 10 лет. - Мама, помнящая о землетрясении 1927 года, выскочила вместе со мной во двор, где уже собрались соседи. Все с ужасом смотрели на зарево над Севастополем. Потом прибежал брат, дежуривший в санатории, сказал, что его послали собрать работников для эвакуации детей. Из штаба флота им сообщили о налёте неизвестных самолётов на Севастополь и о том, что, возможно, это война. Я ещё тогда подумала: какая война? Ведь у нас есть пакт о ненападении, я ведь сама рассказывала недавно в школе о нём на политинформации, пятёрку получила. А днём уже было всё разъяснившее заявление Молотова. Из жилконторы по домам ходила женщина и говорила, что надо оклеить окна бумагой крест-накрест. Я резала газеты на полоски, а мама клеила клейстером в несколько слоёв. Те бумажные кресты настолько врезались в душу, что больше никогда даже в самые лютые холода не заклеивала в доме окна, чтобы не резать бумагу на полоски, не заваривать клейстер, не вспоминать. Брат через два дня ушёл на фронт, погиб в сентябре 1942-го. Мама записалась в группу противопожарной защиты, потом мы с ней ушли в партизанский отряд. За годы оккупации Крыма многое пришлось пережить, что-то стёрлось из памяти за давностью лет, но тот самый первый день войны помню, как сейчас. Слишком много потом он принёс беды нашей стране.
Бомбёжки, оккупация, расстрелы, смерть, детский плач, бессильно опущенные женские руки с похоронкой на сына, мужа, брата, отца, разрушенные города, сожжённые деревни - 1418 дней слились в общую боль. Потом подсчитали, что каждый день война забирала более 20 тысяч человек, почти 102 тонны крови. Людских слёз от потерь и страха не считал никто. По легенде, в месте, где пролилась кровь защитника Отечества, вырастает мак, а там, где упала слеза родных погибшего, - ковыль. Как много таких мест в нашей стране, в нашем Крыму, где маком да ковылём проросла война, 74 года назад разделившая мир на до и после.