Жил-был мальчик

Это не потому такие определения, что Владислава Рябчикова нет с нами уже пятнадцать лет и принято об ушедших говорить только хорошее. О нём и при его жизни никто худого слова сказать не мог. Потому что не за что его было ругать. Его и при жизни любили мы и читатели газеты. Потому что было за что. За правду, искренность, высокий профессионализм, поразительный для молодого.
А потом беспощадные колёса автомобиля на пешеходном переходе. Не перешёл он этот переход, наш мальчик. Колёса перемололи надежды, чаяния, оборвали такую короткую жизнь. И с тех пор, вот уже пятнадцатый апрель, в светлой череде весенних праздников есть для нас чёрный день его ухода.
Мы не верили тогда, что понесли такую потерю, не смирились  до сих пор. Да и как смириться с тем, что приходится хоронить детей! Это несправедливо. Нестерпимо больно. И время не лечит.
Ловлю себя на том, что слышу твой голос, Влад. Не резкий, мягкий, с чуть ироничными интонациями. И время от времени вижу твоё лицо. Мелькнёт в толпе… Вот в видеохронике «Крымской весны», в той толчее, что у Верховного Совета во время митинга, в самой гуще. Крутой лоб, непокорная чёлка. Но тебя там не могло быть по определению. Неужели Артём? Спросить у него? Да, так он и скажет. Он же твой сын. Участвовать - да, мог. Рассказывать об этом, хвастаться - вот уж нет.
А встреча наша с Тёмой в университете была, когда вела в его группе на факультете журналистики занятия. Знаешь, красивый такой, на тебя похож очень. Сначала, конечно, прямо по сердцу резанул этот до боли знакомый, родной взгляд, твой. Потом ничего, справилась.
И очень переживаю за парня. Ему же нужно соответствовать званию твоего сына, его с тобой всё время сравнивают. Но ничего, он справляется. Не кичится.
Нет у истории сослагательных наклонений, тебе, историку по образованию, это отлично известно. Потому и не получается нарисовать картину, что бы было, останься ты в живых, попади на тот злосчастный переход минутой раньше или позже. Но какая-то проекция на наши дни, в жизнь без тебя, всё же накладывается.
И долго размышлять о том, где бы ты был год назад, что бы делал, не нужно, это понятно. В самой гуще событий и был бы. Как журналист, как русский интеллигент. Потому что сбывались наши самые заветные чаяния и твои, разумеется, тоже.
Ты тоже приближал эти дни, как мог. А мог лучше, чем многие. Твои честные публикации против фальсификаторов истории, против националистов всех мастей сыграли свою роль в общей победе, конечно же.
Странно как, ты младший коллега, ты ровесник моей дочери, а порой обращаюсь к тебе за советом, как к старшему. До сих пор обращаюсь. Ты же понимаешь, как нам всем непросто сейчас, после победной эйфории, в трудных буднях периода становления. Но, знаешь, потолкавшись в очередях, насмотревшись на неистребимых чиновников, вдруг чувствуешь, как обдаёт волной счастья при одной мысли, что теперь мы с «профессором» Бебиком, например, не сограждане, не соотечественники. И их президент - не мой президент. Пусть их пьянычкой гордится тот же Бебик и иже с ними. Или стыдится. Пусть, как хотят, без нас. Мы не с ними теперь.
Ты знал, да, Владик? Ты предчувствовал, что так и будет? Иногда  кажется, что знал. А порой понимаю, что могу приписывать тебе то, чего и не было. Такова особенность тех, кто остался жить эту жизнь без своих детей. Плохо без тебя. Несправедливо. Но взрослеет  Артём. Учится и пишет уже, и публикуется в нашей газете. Жизнь продолжается по своим законам.
Мне не нужно подсчитывать, сколько тебе было бы сейчас лет, перейди ты тот переход благополучно. И так знаю. Но ты навсегда остался молодым. И мудрым.
В нашей памяти.