Бульдозером по душам

К 12 мая 1944 года Крым полностью был освобождён от немецкой оккупации. Симферополь - сплошные руины. Мало кто мог бы хоть что-то рассказать о судьбе родных Малки. Она шла от дома к дому по улице, где жили до войны её родители, братья и сёстры, искала соседей, очевидцев.

Трудно было поверить, что никто из её семьи не уцелел.
И поверила только, когда получила четыре маленьких листка - свидетельства о смерти, выданные Симферопольским загсом. Во всех четырёх справках в графе «причина смерти» одна и та же запись: «6 декабря 1941 года расстрелян немецкими оккупантами».

До того, как эти печальные известия о гибели самых близких для неё людей не стали доказанным фактом, Малка не решалась даже войти во двор родительского дома. И только тогда она появилась здесь с нами, тремя своими дочерьми....

К тому времени мне было пять лет, и моя детская память сохранила все подробности этой встречи. Нас встретили как людей, просящих милостыню.

Узкий длинный двор, с одной стороны отделённый от соседнего невысоким каменным забором. Ряд полуразвалившихся хибарок с перекосившимися дверьми и заделанными кое-как оконными проёмами. Дедушкина квартира была в конце двора справа, пятая в грустном ряду полуразрушенных небольших строений, в которых некогда жили родные Малки и многочисленные родственники дедушки Авраама и бабушки Баси.

- Не знаем, не знаем, - отвечали новые жильцы опустевших во время войны квартир. - Говорят, всех немец расстрелял. А подробности...... Сами понимаете. Здесь такое творилось! А вот Дуська-то, что когда-то жила здесь, наверняка что-то знает.

- Дуся? Так она жива?

У мамы появилась робкая надежда узнать хоть какие-то подробности, ведь Дуся была женой её брата Шебетея и матерью её племянника Мишутки. Пошли искать Дусю. От дома к дому, от двора ко двору, пока кто-то не сказал, что она торгует на базаре.

Вспоминая о своей семье, мама часто рассказывала историю о том, как поженились Шебетей и Дуся. Однажды дедушка Авраам обнаружил на веранде спящую на топчане пьяную молодую женщину. Он пришёл в ярость. Слыхано ли, чтобы в его доме оказалась такая гостья? И вообще, откуда взялась пьянчуга и бродяжка?

- Не сердись, папа, - успокоил разбушевавшегося отца Шебетей, - не ругаться надо, а помочь человеку в беде.

Накануне поздно вечером, когда Шебетей вместе с другими комсомольскими активистами дежурил возле молодёжного клуба, он увидел на скамейке пьяную девушку. «Заберёт же милиция, - подумал Шебетей, - не поздоровится. Может, напоили, ограбили, надругались над ней. Видать, ей некуда деться, если спит на скамейке».

И привёз девушку домой. Большая семья Авраама по-человечески отнеслась к Дусе. Отмыли её, переодели, накормили....

- Мне некуда идти, Шура (так стала называть Шебетея Евдокия). - Можно я у вас останусь?

Отец категорически был против. Мама, привыкшая всю жизнь кому-то помогать, молчала. Но Дусю из дома не выгоняла. Вот так и прижилась, отогрелась, похорошела. Лицом и статью она напоминала Шебетею тогдашнюю звезду киноэкрана Любовь Орлову. Расцвела, стала весёлой, подвижной, куда-то ушли дурные манеры, исчезли нагловатые нотки в голосе, и вся она стала красивой и привлекательной, бросала на Шебетея нежные влюблённые взгляды. И не желая, чтобы Евдокия вернулась к прежней жизни, он назвал её своей женой. Родители, конечно же, не были в восторге от такой невестки, но смирились. А когда у молодых родился сын Мишутка, подыскали им квартиру, чтобы жили отдельно. С первых дней войны Шебетея призвали в действующую армию. Расцеловав жену и четырёхлетнего сына, сказал: «Ждите, я обязательно вернусь!».

Найти кого-то на рынке в
базарный день - дело нелёгкое.
А тут ещё, как назло, начал накрапывать холодный осенний дождь. Малка занервничала, дети устали и начали плакать. И тогда Малка отвела их, троих, в одну из пустовавших квартир и, оставив младших под надзором Софийки, сама продолжила поиски Дуси.

Свою невестку Малка на рынке не разыскала. И тогда пошла по адресу, где ей утром подсказали, что Дуся торгует на рынке.

- Скажите, дорогая, - спросила она пожилую женщину, - может, вы знаете, с кем общается Дуся, возможно, я через них разыщу свою невестку.

- Невестку? - почему-то удивилась женщина и сухо выдавила. - Ну как же! Подружка у неё была. Они тут во время оккупации неплохо жили, с немцами вовсю гуляли.

И Малка нашла ту подружку. С Дусей они были не разлей вода. Да только вот расстались не по-доброму: увела Дуська её кавалера. И теперь обиженная подруга открылась перед Малкой, рассказала ей всё о Дусе.

Когда немцы заняли город, жители Симферополя были предупреждены, что за сокрытие евреев и крымчаков грозит расстрел. Опасаясь за свою жизнь, Дуся отвела своего сынишку в жандармерию. Сказала, что мальчик - сын крымчака, и сама подтолкнула ребёнка к железной двери, что вела во внутренние помещения. А когда тяжёлая дверь, поглотив мальчика, захлопнулась, рассказала дежурному, где можно найти Изю, младшего брата её мужа Шебетея.

После оккупации Крыма Изя ушёл в партизаны. Выполняя задание командования, вернулся в город, где случайно на улице столкнулся с Дусей. Ей удалось выследить квартиру, где он скрывался, и она поспешила сообщить об этом оккупантам. Изю схватили и подвергли нечеловеческим пыткам. Не добившись от парня признания, палачи привязали его за ноги к конной бричке и пустили её на большой скорости по вымощенным булыжником улицам Симферополя.

Дуся не утаила от оккупантов, что знает, где прячется двоюродная сестра её мужа Лиза, и выдала свою золовку. Ей теперь не перед кем было держать ответ - муж погиб. Погиб нелепо, от шальной пули. Военные дороги, как и младшего брата, привели в один из партизанских отрядов Крыма. Там он и встретил победу. Пробираясь к Симферополю через сёла и пригороды, Шебетей помогал уцелевшим жителям чем мог. А был он хорошим электриком. Взобравшись на столб с оборванными проводами, увидел, что за околицей уныло движется колонна военнопленных. В сердце его не осталось жалости: он хорошо знал о злодеяниях фашистов, о массовых расстрелах. Не дрогнуло сердце, когда, достав из-за пояса гранату, он бросил её вслед уходящей колонне. Эта месть была последним, что успел он сделать в своей жизни. Оборвала её смертоносная свинцовая капля, посланная в самое сердце.

Рассказ женщины обжигал сердце Малки всякий раз, когда она вспоминала своих родных, погибших от рук немецких палачей. И кто знает, не будь у этих извергов таких пособников, как её бывшая невестка, может, кто-то и уцелел бы.

Что же случилось с дедушкой Авраамом? Как-то возвращаясь домой, он шёл по своей Малофонтанной улице. Тревожно и жутко в оккупированном городе. Ни души. Только немцы с автоматами патрулируют пустынные улицы. А тут откуда ни возьмись соседка:

- Здравствуйте, Авраам Шебетеевич. Здоровьице как?

- Спасибо, - не поднимая головы, ответил Авраам и ускорил шаг.

Но соседка не унималась:

- Ой, как вы рискуете, дорогой! Что это без жёлтой звезды вышли? А знаете, что за это может быть?

Авраам ничего не ответил, хлопнул калиткой и поспешил в дом. Он ещё не успел рассказать жене и дочерям о встрече, как в дверь забарабанили. Немецкие солдаты увели Авраама за нарушение оккупационного режима. Три дня его не было дома. Потом появился весь истерзанный, избитый, с выбитыми вместе с золотыми коронками зубами. Был печален, молчалив, всё время кашлял и держался за сердце. Вот тогда он и узнал истинное лицо фашизма. А ведь до последнего думал, что высокая культура немецкой нации не может сочетаться с такими зверствами.

- Ничего хорошего нас не ждёт, мои родные, - сказал глава семьи. И был прав.

Через несколько дней вышел приказ, согласно которому все евреи и крымчаки должны явиться на сборный пункт, откуда их всех, от грудных младенцев до глубоких стариков, вывезли на десятый километр Феодосийского шоссе и расстреляли у рва.

Массовые расстрелы проходили с 6 по 11 декабря 1941 года. Это были последние дни жизни евреев и крымчаков Симферополя.

Семью Авраама Мангупли уничтожили не сразу. Самого Авраама, его жену Бас-Шеву, дочь Клару с трёхлетним сыном Захаркой ещё долго мучили, пока не нашли младшенькую Ханну. Когда уходили на сборный пункт, отцу удалось спрятать её у знакомого грека. Но вскоре к нему в квартиру поселили немцев, и хозяин под угрозой расстрела сдал девушку фашистам. А было это в тот жуткий день - 6 декабря 1941 года.

Эта дата и вписана во все четыре справки, свидетельствующие о расстреле родных Малки. Эти листки жгли ей руки и сердце.

Малка не раз потом приезжала в Симферополь, вновь и вновь пыталась разыскать Дусю, но тщетно. Кто-то сказал, что она спешно уехала из города и с тех пор её тут не видели. Теперь в каждый приезд в город своей юности Малка приходила к расстрельному рву на десятом километре Феодосийского шоссе. Вместе с расстрелянными и заживо закопанными в землю 14 тысячами евреев, 7 тысячами крымчаков, сотнями цыган, краснофлотцев, партизан и подпольщиков лежали самые дорогие ей люди.

Сегодня уже нет в живых и самой Малки, моей мамы. А боль, с которой она жила все послевоенные годы, перешла к нам, её детям. И время её отнюдь не притупило.

Прошло 70 лет после той трагедии, и вот, как взрыв бомбы, разнеслось по миру: «Фрагменты челюсти со следами недавно выдранных коронок, суставчик ножки младенца, осколки черепа, ещё недавно покоившиеся в земле, - «работа» мародёров, осквернивших братскую могилу на десятом километре Феодосийского шоссе...». Эти страшные строки принадлежат Борису Берлину. Здесь же, на сайте газеты «Крымская правда», он подтверждает сказанное фотографией.

Мой тревожный звонок - в Симферополь, председателю культурно-просветительского общества «Кърымчахлар» Доре Пирковой.

- Как ты знаешь, - напомнила она мне, - у нас это уже второй случай вандализма. Четверть века назад Андрей Вознесенский посвятил этой теме свою поэму «Ров». Тогда бывший танковый ров, ставший братской могилой, залили бетоном. А теперь, замыслив найти золотые вещи казнённых, вандалы, не без помощи техники, прорыли яму глубиной более двух метров. На поверхности земли оказались останки и вещи погибших. Срочно яму эту зарыли с помощью бульдозера, но то, что жутким укором для нас осталось под открытым небом, не поддаётся описанию. На поросшем молодой травой зелёном поле вдоль братской могилы чернотой зияют следы гусениц. Время, конечно, сотрёт их...... Останки мы соберём, перезахороним тут же....

Правильно сказала Дора: «Время, конечно, сотрёт их». Следы вновь порастут травой. Но не стереть следы, что остались на наших сердцах. Они подобно тяжёлому бульдозеру, прошедшему по перепаханной земле, поранили и без того больные наши души.

Вот поставила точку и вспомнила строки из стихотворения известного израильского поэта Евгении Босиной, посвящённого судьбе крымчаков, живущих теперь за пределами Крыма:

Наш Крым без нас который год,

И мы давно без Крыма,

А мне всё снится город тот,

И вечный запах дыма,

И виноградная лоза,

И кружево акаций...

Но мало нас, и нам нельзя

Ни плакать, ни бояться.

В лицо грядущему смотреть

Моё умеет племя -

Народ мой, одолевший смерть

И победивший время.

То, что произошло у расстрельного рва, должно ещё раз напомнить тем, кто отрицает трагедию Холокоста: время рано или поздно всё расставляет по своим местам. Пусть даже и такой дорогой ценой. Историю вспять не повернуть.

Лариса МАНГУПЛИ.