Сиреневый туман Парижа

Мона Лиза без бровей и за семью печатями

Город, который стоит мессы. Завладеть им на три часа для истории - уже победа. А у нас в запасе целых три дня. А значит, семьдесят два часа, которых безумно мало, чтобы увидеть весь Париж и безумно много, чтобы проникнуться его очарованием и шармом.

От переполняющих эмоций отвлёк экскурсовод. Знакомство со столицей Франции началось с Лувра.

- Во дворце-музее будьте собранными и внимательными. В Лувре можно провести три дня без сна и отдыха, если задержаться у каждого экспоната по три секунды, - предостерегла гид.

Достопримечательностями Лувра, кроме бесценных произведений искусства, стали и его пирамиды. Стеклянная, построенная по принципу пирамиды Хеопса, ведёт в подземный комплекс музея, в котором перевёрнутое тридцатитонное сооружение из стекла и стали нависает ещё над одной пирамидкой, каменной. Разглядывая «Перевёрнутую пирамиду», вслед за фантазией Дэна Брауна пытаешься постичь тайну Святого Грааля и разгадать знаменитый код да Винчи.

Стены Лувра хранят память о кровавой Варфоломеевской ночи. Но сегодня в мраморных залах дворца царит другая атмосфера. Одна за другой здесь сменяются эпохи, воплощением которых стали шедевры гениальных скульпторов и живописцев. Говорят, что в Лувре главное - увидеть трёх женщин: без головы, без рук, с загадочной улыбкой. Первые две - богини Ника Самофракийская и Венера Милосская - поражают своим величием и утончённой прелестью. В Лувре жадно всматриваешься в каждую скульптуру и картину, боясь упустить из виду малейшую деталь. Это вам не копии, слепки и репродукции. А вот к знаменитой Джоконде (Моне Лизе) так просто не подступиться, она спрятана за семью печатями. И всё из-за какого-то сумасшедшего, которому показалось, что Джоконда ему не улыбалась.
В отместку он плеснул на картину кислотой. Теперь после длительной реставрации Джоконда улыбается посетителям сквозь толщу бронированного стекла, рядом с ней усиленная охрана, и даже подойти к картине ближе, чем на два метра нельзя. Но это не помешало нам рассмотреть деталь, которую обычно не замечаешь на репродукциях. У Джоконды нет... бровей. Искусствоведы долгое время считали, что безбровая Мона Лиза - прихоть Леонардо. Однако при помощи новейших компьютерных технологий установили, что тонкая линия брови стала почти незаметной после многочисленных реставраций. Удивительной улыбкой и проницательным взглядом наделены и другие портреты кисти Леонардо да Винчи. Поэтому без труда можно найти ту картину, которая улыбнётся именно вам. Лувр доставил огромное эстетическое удовольствие. Но от переизбытка впечатлений наши туристы выходили оттуда с настроением свободы с картины Эжена Делакруа «Свобода на баррикадах».

Романтики и танцовщицы

Нам предстоит покорение ночного Монмартра. Фуникулёры, на которых можно подняться на самый высокий холм Парижа, уже не работают, закрываются последние сувенирные магазинчики. Впереди - огромная белоснежная базилика Сакре-Кёр, венчающая холм Монмартра. При свете луны и ярких жёлтых фонарей купола похожи на зажжённые свечи, путь к которым - всего 237 ступеней. Чем ближе подходишь к «горящим свечам», тем величественнее и больше становится Сакре-Кёр. Уже можно отчётливо рассмотреть бронзовые статуи двух всадников: справа - Жанны-д'Арк, а слева - Святого Людовика.

В начале XIX века на Монмартре селилась в тесные убогие квартирки лишь нищая богема. Здесь жили, отказавшись от всех условностей и принуждений внешнего мира, свободно, посвятив себя только искусству, Ренуар, Руссо и Ван Гог, позднее - Пикассо и Модильяни. С тех пор художники, поэты и музыканты облюбовали это место. Видимо, здесь Муза к ним особенно благосклонна.

Стоит пройти каких-то сто метров от Монмартра - и уже совсем иная романтика. Весёлая кутерьма ночных развлечений знаменитого квартала красных фонарей: Музей эротики и секс-шопы на каждом шагу. Французы говорят, что в Париже есть особый храм - не Сакре-Кёр, не Нотр-Дам - это «храм любви», кабаре «Мулен Руж». Перед входом в легендарную «Красную мельницу» выстроилась километровая очередь желающих окунуться в мир канкана, порочной красоты и несбывшихся надежд.

Маяковский, Латинский квартал, Севастополь и...

В восемь утра в Париже только начинает брезжить рассвет. Ещё горят фонари, но большой муравейник города ожил. В метро стоят бесцеремонные трамбовщики. Они пытаются втолкнуть в небольшие комфортные вагоны всё прибывающую и прибывающую толпу. Иностранцы визжат, парижане со свойственной им артистичностью повторяют: «О ля-ля!». Однажды испытав на себе комфорт этой поездки, мы никуда не спешим, а спокойно допиваем ароматный кофе и любуемся сиренево-фиолетовым маревом над городом. Кто-то из наших туристов за соседним столиком цитирует Маяковского: «Париж, фиолетовый, Париж в анилине вставал за окном «Ротонды». И пусть мы не побывали в фешенебельном ресторане «Ротонда», в который превратилось маленькое кафе, где впервые встретились Анна Ахматова и Амадео Модильяни, где собирались художники-авангардисты, русские поэты-эмигранты, но эти строки Маяковского вспомнились не раз. Только за столиком другого маленького винтажного кафе в Латинском квартале. Здесь на стенах картины в стиле дикого импрессионизма, причудливые зеркала в резных деревянных рамах и очень приветливый хозяин. Он, как и все французы, с которыми мы общались, неплохо знает английский. Но с большей охотой отвечает, если обращаться пусть на ломаном, но французском. Хозяин одобрительно кивал, когда услышал, что туристы - из Крыма. Он улыбнулся и несколько раз, великолепно грассируя и делая ударение, как и положено французу, на последний слог, повторил: «Се-вас-то-поль». Видимо, генетическая память.

...птицы, пролетающие под ногами

Париж - город со своенравным характером. И даже погода подтверждала это. Мы вальяжно совершали свой променад по Елисейским полям под ослепительным солнцем, потом прятались от затяжного моросящего дождя под сводами Нотр-Дам де Пари. Горгульи, навеки застывшие на крыше собора, в такую непогоду казались особенно зловещими и таинственными. Град и продолжительный ливень пережидали, наслаждаясь ароматами французских духов. И даже вникли в тайну их создания в музее парфюмерной фабрики «Фрагонар», духи которой славятся на весь мир с 1926 года.

Раннее утро на площади Конкорд.

А потом поднимались на Эйфелеву башню. Пешком. Семьсот ступеней. Наверное, что-то подобное испытывают альпинисты, когда, поднявшись на вершину неприступной горы, замирают от удивительной панорамы, доставшейся в подарок за покорённую высоту. Впереди, точно призрак из тумана, выплывает Сакре-Кёр. Острым копьём в небо вонзается шпиль Дома инвалидов - последнего пристанища военных разных эпох. Это не страницы романа Виктора Гюго, когда он описывает Париж с высоты птичьего полёта, а город на ладони, где даже птицы пролетают не над твоей головой, а... под ногами.

Блеск и нищета Парижа

Но Париж - это не только лёгкий флёр лучших в мире парфюмов, великолепие Лувра и Версаля, романтика Монмартра и порочная красота площади Пигаль, но и... уличные драки, и бомжи в метро. И хотя в Париже через каждые сто метров стоят полицейские, местные темнокожие жаки и жаны, полноправные граждане Франции, бурно выясняют свои отношения на глазах у обескураженных туристов. В парижском метро, невзрачном и грязном, бомжи курят и распивают спиртное. И ночуют они тоже здесь на больших клетчатых сумках «а ля Одесса», как прозвали их наши туристы. Этот удивительный город живёт своей двойной жизнью: роскошной и надменной - наземной и грязной, суетной и нищей - подземной. Через дорогу от Эйфелевой башни в уютном сквере по аккуратно подстриженному газону среди бела дня бегают большие жирные крысы. А возле фирменного магазина «Диор» мужчина просит милостыню, рядом с ним спит большой пёс. Нищий заботливо укрыл собаку своей потёртой джинсовой курткой...

В момент расставания с Парижем испытываешь неоднозначные чувства. С одной стороны, ты счастливее тех, кто только мечтает побывать здесь. С другой - хочешь оказаться на их месте. Потому что первое знакомство с Парижем застывает в памяти навсегда - так же, как застывшая навсегда улыбка Джоконды.