Валерий Чигляев: Лучше Крыма места нет

- А чем особенно притягивает Крым, Валерий Иванович?

- Всем. Я знаю, что лучше Крыма нет места на земле. Вы, здесь живущие, просто привыкли к его красотам и не замечаете их. А когда долго не бываешь, ощущаешь, что здесь всё особое: деревья, климат, воздух. Птицы другие, звуки...... Уж поверьте мне, поездившему достаточно. Моря тропические - противные, солёные, как бульон, и агрессивные. А Чёрное - нежное, ласковое, никакой агрессии. В прошлом году мы с Ноябрёвым у вас отдыхали, за границу не ездили. Поселились у друзей в Новом Свете. Я - с собакой и котом. У них уникальные отношения: собака за котом ухаживает, как за ребёнком. Хотели кота оставить в Киеве, а она его взяла в пасть и пошла на вокзал. Кот, между прочим, крымчанин.

- Что для вас на отдыхе главное?

- Общение с друзьями, рыбалка. По вечерам попеть. Походить не спеша вдоль моря в тельняшке. Анекдотами побаловать друзей. Есть в тему. Сидит в своей многомиллиардной яхте у берега своего многомиллиардного острова Абрамович. И на многотысячную удочку ловит рыбку, и уже весь обгорел, и уже все восемь девиц - «Мисс-мира» в бассейне просто поджарились, а он всё ловит и ловит рыбу. Но ни одной нет. И вдруг из-за его острова лодочка выплывает, а на ней моряк с бородой, молодой, загорелый, в рваной тельняшке, с бутылочкой пива в руке. Трубочка во рту, улыбается жемчужной улыбкой. А в лодке кефали немерено, жирной, огромной, и её так много, что вываливается за борт. Проехал он медленно мимо Абрамовича. Тот посмотрел вслед, удочку в сердцах поломал с досады: одним - всё, а другим ничего. Я принадлежу к тем, кому всё: море, тельняшка, рыба, друзья.

- Об отдыхе поговорили, теперь давайте о работе. Слава пришла к вам ведь задолго до того, как появились на телеэкране, «гусей» возглавили, не так ли?

- Слава - это громко сказано, если имеете в виду мою молодость, когда засветился на сцене в роли незабвенного Йозефа Швейка в спектакле молодого талантливого режиссёра Александра Левита. Но известным стал. Постановка с аншлагами прошла в Киеве, Москве, в разных городах тогдашнего СССР и даже в Каире.

- И это был не единственный успешный спектакль. На «Сказку про Монику» в Театре русской драмы, на «Звезду и смерть Пабло Неруды» в Киевском театре эстрады не попасть было.

- Ну это не только моя заслуга - были ведь ещё и режиссёры при этом. Играл я с удовольствием и в этих спектаклях, и в других, среди которых «Сон в летнюю ночь», «Лифт», «Пир во время чумы», «Медведь», «Яго» по пьесе В. Шекспира «Отелло» в киевском Театре на Подоле, «У каждого свои странности» в Новом театре на Печерске. А когда сам удовольствие получаешь от игры, то и зрители не скучают.

- В кино так же вдохновенно снимались?

- Если без вдохновения, то какой смысл?

- До картины вашего друга по жизни и творчеству Ильи Ноябрёва «Тринадцать месяцев» много было ролей?

- Не то чтобы очень много, но хорошие. Скромно сказал я. Сыграл в картинах «Грешница в маске», «Женщина для всех», «Яма», «Дедушка моей мечты», «Роксолана», «Остров любви», «Несколько любовных историй». Озвучивал «Остров сокровищ», «Доктор Айболит», «Гора самоцветов-3», «Про Алика и Лёлика».

- Нынче творческому человеку труднее стало жить?

- Да нелегко, отрасли-то все увяли. Но всё зависит от того, как себя поставить в этой жизни. Потому что жизнь такая маленькая, что очень жалко тратить время на какие-то саратовские страдания, стенания, переживания, завывания в стиле украинских песен: «доля моя, доля......». Надо не сидеть и думать, а с толком тратить каждый отпущенный тебе уникальный день. Утром просыпаешься, не открывая глаза, слушаешь мир, вздыхаешь: дышу, ёлы-палы. Открыл глаза - руки, ноги есть. День начинается, и ты можешь сделать что-то необыкновенное, а можешь пропить его.

- Говорят, вы стихи пишете?

- Ну раз говорят, надо прочитать. «Царь Давид был знаменит,/ Но любил поесть Давид./ Мама ведь была еврейкой,/ Потчевала сына шейкой./ Будучи уже царём,/ Он всегда мечтал о том,/ Как вернётся к маме в дом,/ Чтоб покушать в доме том./ Ведь у мамы - чудо-шейка,/ Мама ведь была еврейка!/ Шейку ту забыть едва ли,/ Вы такую не видали, /Даже если и видали, /То уж точно не едали!/ Лучше fish, смачнее стейка/ Фаршированная шейка./
С вкусной шейкою, внимание,/ Будет слаще обрезание!/ В «этом деле» есть лазейка:/ Если мальчику дать шейку,/ Съест её он до конца,/ Не заметив боль конца./ Лучше шейки нет наркоза!/ Фаршированная доза/ Облегчит печаль и боль/ В том секрет её и соль!». Вот такие стихи у меня.

- Вы - заслуженный артист. Считаете, что звание - это важно?

- Сейчас - нет, а когда мы начинали, каждый мечтал об этом. И я мечтал, чтобы дали какую-то бумагу, охранную грамоту, звание, чтобы заткнуть начальнику рот. Это что-то значило: оценка труда, какие-то возможности. Народный артист - похоронят на мемориальном кладбище. Получил звание - и тёплое местечко на кладбище хотя бы.

- В актёры с детства готовились?

- Да и не помышлял даже.
Я тогда мечтал стать мореплавателем, читал книги о бесстрашных морских волках. Потом так получилось, что работал монтировщиком сцены в киевских театрах и решил, что только сцена принесёт мне счастье.

- Поступили в театральный без труда?

- Нет, мне очень повезло: три раза поступал.

- Почему же «повезло»?

- В нужные руки попал. Я первый раз к народному артисту Украины Николаю Рушковскому поступал на курс. Теперь, когда мы встречаемся, он говорит: «Талант, а вот если бы поступил ко мне...... уж и не знаю......». Он такая глыба, что студенты невольно подражали его игре. Моим педагогом стал Леонид Артёмович Олейник. Очень лёгкий в общении, наполненный человек. Он нас показывал нам же самим. Ведь на первом курсе мы все народные. На третьем - заслуженные. Закончили - вроде бы актёры. И он нас показывал просто потрясающе. Это было очень точное гротесковое зеркало. Потом мне ещё раз повезло. Попал к молодому режиссёру Виталию Малахову в только что открывшийся театр эстрады. Мы все были молодые, работали по двенадцать часов в подвале. Потом нам стали перекрывать кислород, ушли в театр «Гротеск», который создали с Витей Андриенко - «долгоносиком». Ноябрёв пришёл, расширяться стали. Лола Милявская, Саша Цекало оттуда вышли. Мы тогда бурно в Одессе жили. Я стал заслуженным артистом совсем молодым. Старики на меня подозрительно смотрели: в блате подозревали. Тогда это звание чего-то стоило. А теперь - выступит актриса на вечеринке у какого-нибудь босса, и на следующий день уже заслуженная или народная.

- Почему театр остался в прошлом?

- Хлопотно быть в театре. Не хочется заниматься группировками, интригами. У меня есть два спектакля, которые я играю или за хорошие деньги, или на фестивалях, когда приглашают. В Цюрих ездил, в Мюнхен, в Эдинбург.
С блистательным Новым театром на Печерске. Потрясающие ребята, Саша Крыжановский - главный режиссёр. Я им помогаю - это моя радость. А в Москве я озвучиваю мультики на студии - «Пилот», любят, зовут. По традиции, потому что основатель студии мой большой друг, к сожалению, его уже нет, Саша Татарский. Он меня называл старший братик, я его - младший братик. А вон как вышло, ушёл мой младший......

- Мультики любите?

- Обожаю. Положительная энергия - вот что важно, когда над мультиком работаешь. Сам заряжаешься и других потом заряжаешь. Оказывается, плёнка всё передаёт.

- Говорят, «Золотой гусь» родился не без участия Григория Горина?

- Правду говорят. После смерти Юрия Никулина Горин не захотел продолжать проект «Белый попугай». Как-то мы с ним встретились на фестивале в Каире, и он предложил создать украинский аналог «Белого попугая». Тем более что, как выяснилось, идея собрать за одним столом рассказчиков весёлых историй изначально родилась в Киеве! После этого разговора я собрал друзей - известного мультипликатора Давида Черкасского, композитора Володю Быстрякова, Илью Ноябрёва, и взялись за «Золотого гуся».

- В чём, на ваш взгляд, успех этого проекта?

- В том, что мы не стараемся смешить. Мы - компания людей, у каждого из которых есть своё дело. Мы встречаемся, и у зрителей иллюзия, что они с нами сидят за столом. Потому что у нас нет заученного. Зритель чувствует себя рядом с нами и нашу положительную энергию. Не зря говорят: «Ты у меня в телевизоре живёшь». Я думаю, в этом же успех мультика «Остров сокровищ». Там мастер, конечно, непревзойдённый - Давид Черкасский, и вся группа ему под стать. Она распалась, кто-то уехал в Америку, кто-то - в Европу, все обеспеченные, потому что талантливые. В искусстве важно не что происходит, а как. Мы не просто работали над мультиком - вместе всё проживали. И это была лёгкость бытия. Мы летали. И вот этот полёт остался на плёнке. Получился фильм не для детей и не для взрослых - для всех.

- Вы рассказываете анекдоты в основном на русском, но бывает - и на украинском: не поддаются переводу?

- Есть такие, что и не поддаются - потеряются. Настоящий тонкий украинский юмор нам с вами и на русском понятен, и на украинском.

- Расскажите какой-нибудь.

- Да пожалуйста. «Степь. Казак. Один. Берёт палку, другую, поставил. Казан повесил, шкварки покидал, водочку открыл, сел. Неловкое движение - и казан переворачивается, всё в песок. Он: Бiсова тiснота». Или вот этот на украинском: «Лежить чоловiк у комi. До нього приходить кум, горює вслух: «З ким я тепер буду поросятко їсти, горiлочку пити?» i плаче. Вдруг рука из-под одеяла. Он говорит: «Куме, ти ж у комi». И слышит: «Кома - це не крапка». «За що ж вип'ємо? За здоров'я?». «Нi, давай за уcпiх, а то буде здоров'я, а успiху не буде». «Нi, куме, я всеж-таки за здоров'я». «Чому?». «А вчора прийшла кума Галя, сказала: я згiдна. Успiх, а здоров'я не було». А этот надо переводить? «Куме, я вам дивуюсь, у вас туалет на горi, все село бачить, а ви дверi не зробили». «От i я вам дивуюсь: що там красти?». Были попытки переводить, а зачем, когда и так всем понятно? Анекдоты должны не разъединять, а объединять.

- Что главное на сцене, на съёмочной площадке?

- Атмосфера. Единство. Хотя бывает, что атмосфера совершенно замечательная на съёмочном майданчике и все друг друга любят, а «кина не получилось». А бывает наоборот. Снимался у меня Толя Журавлёв, который вёл себя, честно говоря, просто по-хамски. У него была такая ситуация жизненная, что всё время звонил телефон, он его не отключал, я ему замечания делал, звукорежиссёр, а он - ноль внимания. До ссор доходило. А смонтировали и удивились: всё получилось гениально. Журавлёв даже удивился: «Это я сыграл?».

- Вы как-то разыгрываете друг друга с «гусями»?

- Никогда ни я никого, ни меня никто не разыгрывал никогда.

- Боятся?

- Не знаю, но прецедентов не было. Да и зачем? Я другое люблю - что-нибудь такое открыть, чтобы приятель застыл в восхищении, а я у него спросил: это плохо, доктор? Он в ответ: это замечательно, профессор. Такая у нас игра.

- Какие края кроме Крыма вспоминаете с удовольствием?

- В Лапландии мы с Ноябрёвым прекрасно время проводили три года кряду. Мы там по монастырям ездили. И на Кипре тоже. Меня там вылечили, почти чудо произошло. Монахи добрые, обнимают тебя, радуются жизни, тоски нет.

- Тосковать не любите?

- Да кто же это любит? У меня стихотворение есть, начинается так: «Говорят, мы, мужики, стихи пишем от тоски./ Пушкин в Болдино писал оттого, что тосковал./ С доброй выпивал старушкой/
И, конечно же, «налей» рифмовалось с «веселей»...». Потом там про кота, ягу, избушку, про неведому зверушку, про Гвидона, про девицу и про дивную жар-птицу, про бессмертного Кащея и про хитрого еврея, о которых няня мне рассказывала бы, если бы была у меня, как у Пушкина. А в конце: «Только слушать я не стану про принцессу Несмеяну./ В жизни их и так немало, мне по горло их хватало./ Мне бы сказку подобрее, где не били бы еврея,/ Где все мирно б обнимались, улыбались, целовались/ И на весь крещёный мир закатили шумный пир./ Чтоб была одна семья, чтобы был бы там и я./ И на радостях притом набухался бы с Котом/ Я опять душой проснулся, снова в детство окунулся./ Ночь пришла в мой тёплый дом, я уснул волшебным сном./ Няня встала и ушла, а тоска моя прошла». Чего всем и желаю - не тосковать, а делом заниматься. Любимым.

Вместо анекдота от Чигляева

«Выходим мы как-то с Ноябрёвым из вагона. На перроне два здоровенных мужика пьют водку из гранёных стаканов. Поднимают глаза и выдыхают: «Чигляев? Да ты же у нас в телевизоре живёшь! В «Гусях» ты самый лучший, все другие - дерьмо!» В это мгновение из-за моей спины появляется Илья. Мужик виновато икает: «Ноябрёв, ну ты сам виноват, что Чигляев первым вышел».