Фаина Раневская: «Жить нужно так, чтобы тебя помнили даже сволочи»

Мало кто знает, что решение стать актрисой пришло именно в Крыму. В Евпатории, куда летом 1910 года её привезли родители из Таганрога, где отец будущей актрисы был самым богатым человеком, как потом решили - на свою беду. По соседству с семьёй Фельдманов (это настоящая фамилия актрисы) в доме главного врача туберкулёзного санатория Андреева, окружённом большим тенистым садом, отдыхала актриса Алиса Коонен - сестра жены доктора. Нескладная пятнадцатилетняя девчушка с огромными сияющими глазами подружилась со столичной знаменитостью, они вместе каждый день отправлялись к морю. Влюблённая в сцену любимая ученица великого Станиславского, жена знаменитого режиссёра Таирова, блистательная Алиса Коонен заразила своей страстью юную Фаину, которая позже напишет: «По окончании гимназии решила идти на сцену. Решение уйти на сцену послужило поводом к полному разрыву с семьёй, которая противилась тому, чтобы я стала актрисой. В 1915 году я уехала в Москву с целью поступить в театральную школу...».

Печать профнепригодности

Все попытки закончились полным провалом. Фаина так страстно хотела учиться, что на экзаменах от волнения начала заикаться и ни один монолог ей не удался. С вердиктом экзаменаторов «профнепригодна» она отправилась в частную школу, где за учёбу надо было платить, и её взяли. Отец сжалился и прислал перевод. Обрадованная, она вышла с деньгами в руках из банка, и случилось непредвиденное: порыв ветра разметал банкноты по улице. Она проводила их глазами и с сожалением произнесла: «Как жаль - улетели». Эти слова были похожи на произнесённые Раневской в «Вишнёвом саде» её любимого Чехова. И, когда надо было выбирать псевдоним, Фаина взяла эту фамилию. Чтобы как-то выкрутиться, она стала подрабатывать в цирковой массовке.

Театральная Москва потрясла Фаину Фельдман. «Первым учителем был Художественный театр, - писала актриса. - В годы первой мировой войны жила я в Москве и смотрела по несколько раз все спектакли, шедшие в то время, Станиславского в Крутицком вижу и буду видеть перед собой до конца дней. Это было непостижимое что-то. Вижу его руки, спину, вижу глаза чудные - это преследует меня несколько десятилетий. Не забыть Массалитинова, Леонидова, Качалова, не забыть ничего...».

Из частной театральной школы пришлось уйти: нечем было оплачивать уроки. Трудно сказать, как сложилась бы после этого судьба талантливой девушки. Но ей везло на встречи. В один из зимних вечеров, когда она, замёрзшая, стояла у колонны Большого театра в раздумьях, что предпринять, к ней подошла знаменитая балерина Екатерина Гельцер: «Фанни, вы меня психологически интересуете». С этого началась их дружба. Гельцер ввела Фаину в круг своих многочисленных друзей, брала на спектакли во МХАТ. Как говорила впоследствии Раневская: «Это были мои университеты». Судьба подарила ей знакомство с поэтами Мариной Цветаевой, Осипом Мандельштамом, Владимиром Маяковским. Она увидела на сцене Шаляпина, Веру Холодную и Станиславского, Качалова, в которого влюбилась без памяти... Летом 1915 года Гельцер устроила свою закадычную подругу в дачный театр в подмосковной Малаховке, где в летнее время играли многие прославленные актёры. Выходы в массовках, роли без слов за 20 рублей в месяц.... Однажды она решилась подойти к знаменитому трагику Певцову и наивно спросила: «Что мне играть?». «Ты просто должна меня очень любить. И пусть всё, что происходит со мной, тебя трогает и волнует. Вот и всё», - ответил актёр. После спектакля он оглянулся на отчаянный плач за кулисами и увидел сидящую прямо на полу ту самую девушку, которая, всхлипывая, подняла на него глаза и сказала: «Я так любила вас весь вечер». «Запомните эту девушку, друзья, - сказал взволнованный Певцов. - Она будет настоящей актрисой».

От Керчи до Симферополя

С окончанием летнего сезона начались очередные мытарства, закончившиеся подписанием договора на 35 рублей в месяц «со своим гардеробом» на роли «героини-кокет» с пением и танцами» в антрепризе Ладовского в Керчи. Провинциальная история её жизни затянулась на несколько лет. Спектакли сборов не приносили, театр прогорел, и, распродав свой гардероб, Фаина отправилась в Феодосию, в антрепризу Новожилова. Но и здесь её ждало разочарование: руководитель в конце сезона сбежал, не заплатив актёрам ни копейки. Короткий крымский период закончился, чтобы потом начался второй. Пока же она отчаянно думала, что предпринять. Надежды на семью не было - весной 1917 года всё семейство Фельдманов на собственном пароходе «Святой Николай» эмигрировало в Турцию.

В отчаянии Фаина перебирается в Кисловодск, потом в Ростов-на-Дону, где судьба не просто улыбнулась ей, а преподнесла неожиданный дорогой подарок: знакомство с известной провинциальной актрисой Павлой Вульф, которую девушка умоляла дать ей любую роль, лишь бы находиться с нею на одной сцене. Не имея возможности взять просительницу в труппу, Вульф приняла её в семью, сжалившись над попавшей в безысходность Фаиной. Уроки, преподнесённые Павлой Леонтьевной, стали по сути той «театральной школой», которую Раневская исповедовала всю дальнейшую жизнь. Первой большой ролью Раневской, подготовленной под руководством Вульф, была Маргарита Каваллини в пьесе «Роман». Сохранились воспоминания Павлы Леонтьевны с откровением: «Я почувствовала, каким огромным дарованием она наделена. Но роль не смогла полностью раскрыть возможности начинавшей актрисы».

Крымский период (с 1918-го по 1921 год) был нелёгким, голодным и холодным, принёс испытания красным и белым террором. Играть приходилось в неотапливаемых театрах. Вспоминая о том периоде, Фаина Григорьевна признавалась, что выжить удалось благодаря поэту Максимилиану Волошину, с которым познакомилась.

В Симферополь они с Вульф попали в 1919 году, стали играть в актёрском товариществе, которым руководил Ермолов-Бороздин.

- Сезон открылся 26 сентября гоголевским «Ревизором», - рассказывает заведующая литературной частью Крымского академического русского драматического театра Людмила Касьяненко. - Затем играли «Осенние скрипки» по пьесе И. Сергучёва, «Дворянское гнездо» по Тургеневу, «Дни нашей жизни» по Леониду Андрееву и «Вишнёвый сад» Чехова, в котором Раневская сыграла роль Шарлотты, закрепившую за ней амплуа характерной актрисы. Тогда впервые в её репертуаре возникла тема человеческого одиночества, душевной неприкаянности, ставшая потом одной из главных в творчестве актрисы. Игравшая с ней Павла Вульф вспоминала: «Как сейчас вижу Шарлотту-Раневскую. Длинная, нескладная фигура, смешная до невозможности и в то же время трагически одинокая...... Какое разнообразие красок было у Раневской и одновременно огромное чувство правды, достоверности, чувство стиля, эпохи, автора! И какое огромное актёрское обаяние, какая заразительность...». На симферопольской сцене Раневская играла Машу в «Чайке» Чехова, Манефу в «На всякого мудреца довольно простоты» Островского, сваху в «Женитьбе» Гоголя, Настю в «На дне» Горького.

В Симферополе началась длившаяся долгие годы дружба Раневской и драматурга Константина Тренёва. Восхищённый её дарованием, он пришёл познакомиться с актрисой, а позже принёс свою пьесу. «Константин Андреевич смущался и всячески убеждал Павлу Леонтьевну в том, что пьеса его слаба и недостойна её таланта, - вспоминала Раневская. - Такое необычное поведение меня пленило и очень позабавило.... В Москве Константин Андреевич читал нам «Любовь Яровую», не преувеличу, если назову эту пьесу гениальной...».
В «Любови Яровой» Раневская сыграла в Москве Дуньку.

Заслуженная Васса Железнова

Раневская объездила множество провинциальных городов, сменила не один театр, сыграв около 300 ролей, прежде чем режиссёр Александр Таиров пригласил её в 1931 году в Московский камерный театр на роль Зинки в спектакле «Патетическая соната». Потом она работала в Театре Красной Армии, где сыграла горьковскую Вассу Железнову, за которую была удостоена звания заслуженной артистки РСФСР. А вскоре молодой режиссер Михаил Ромм пригласил Раневскую в свою первую немую картину «Пышка», где она сыграла роль госпожи Луазо. Свои впечатления о съёмках она выразила с присущей ей образностью: «Представьте, что вы моетесь в бане, а туда пришла экскурсия». После первого киноопыта она клялась, что никогда больше сниматься не будет. Но клятвы не сдержала, бросила театр и «в хвост и в гриву» снималась в кино. После «Думы про казака Голоту», «Человека в футляре» и «Ошибки инженера Кочина» был тот самый «Подкидыш» по сценарию поэтессы Агнии Барто и артистки Рины Зелёной, в котором из уст героини Раневской прозвучала придуманная актрисой фраза: «Муля, не нервируй меня», которая ушла гулять в народ и стала после этого раздражать актрису. Перед войной вышла картина «Мечта», где она играла с Ростиславом Пляттом. В эвакуации в Ташкенте она снималась и чуть ли не каждый день встречалась с поэтессой Анной Ахматовой, ведя разговоры о поэзии, искусстве, жизни. Летом 1945-го, за год до своего 50-летия, в Москве актриса перенесла тяжёлую операцию, которую делали в «лучшей больнице Союза», которую она назвала «кошмаром со всеми удобствами». Потом были съёмки в фильме Григория Александрова «Весна», где она играла вместе с Любовью Орловой. Одновременно работала в Театре имени Моссовета, о котором потом отозвалась с откровенной беспощадностью: «В театре небывалый по мощности бардак, даже стыдно на старости лет в нём фигурировать. Со своими коллегами встречаюсь по необходимости с ними «творить», они мне все противны своим цинизмом, который я ненавижу за его общедоступность... Трудно найти слова, чтобы охарактеризовать этот... театр, тут нужен гений Булгакова. Уж сколько лет таскаюсь по гастролям, а такого стыдобища не помню». Для своей спекулянтки в спектакле «Шторм» Билль-Белоцерковского с разрешения автора она сама придумала текст. Постановка имела долгую жизнь, сцены актрисы заканчивались несмолкаемыми овациями публики. Завадский убрал персонаж из спектакля, объяснив Раневской: «Вы слишком хорошо играете свою роль спекулянтки, и от этого она запоминается чуть ли не как главная фигура спектакля...». На что Фаина ответила: «Если нужно для дела, я буду играть свою роль хуже».

В 1961 году после фильма «Осторожно, бабушка» ей присвоили звание народной артистки СССР. 80-летие актрисы отметили награждением её орденом Ленина. Говорят, Леонид Брежнев, вручая в Кремле награду, произнёс сакраментальное: «Муля! Не нервируй меня!». И услышал: «Леонид Ильич, так ко мне обращаются мальчишки и хулиганы». Смущённый генсек попытался оправдаться: «Простите, но я вас очень люблю».

Любили Раневскую все, кто знал, кто видел её на сцене и экране. Чувство юмора не покидало её до последнего дня и помогало бороться со старостью. Отказ от юбилейных торжеств она аргументировала так: «Вы сейчас наговорите речей. А что же будете говорить на моих похоронах?». Уход со сцены за девять месяцев до смерти объяснила: «Мне надоело симулировать здоровье». А отказ написать мемуары мотивировала тем, что «это была бы жалобная книга». Сохранились только отрывочные заметки, зарисовки, мысли по тому или иному поводу. Но и этого достаточно, чтобы насладиться общением с яркой личностью.

Мысли Раневской вслух

«Старость - это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность». «Я ведь ещё помню порядочных людей... Боже, какая я старая!». «Успех - единственный непростительный грех по отношению к своему близкому». «Спутник славы - одиночество». «Одиночество как состояние не поддаётся лечению». «Оптимизм - это недостаток информации». «Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно».

Критика

В. Пименов: «Актриса Раневская владеет двумя высшими тайнами актёрского мастерства. Она заставляет вас плакать, она заставляет вас смеяться».

Партнёры. Осип Абдулов: «Фаина - и героиня, и травести, и гранд-кокет, и благородный отец, и герой-любовник, и фат, и простак, и субретка, и драматическая старуха, и злодей. Все амплуа в ней одной. Раневская - характерная актриса?! Чепуха! Она - целая труппа!».

Из прессы

В 1944 году в одном из американских журналов был опубликован отзыв президента Соединённых Штатов Америки Рузвельта: «Мечта», Раневская, очень талантливо. На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара. Раневская - блестящая трагическая актриса».