Улыбки и слёзы вождя

«Беззаветное служение»

Враги и временные союзники в войне считали: «России повезло, когда в переломный момент он её возглавил; он, как никто другой, умеет управлять русским (читай - многонациональным советским. - Ред.) народом». А свои люди с его именем шли в бой и созидали, все мои знакомые фронтовики не сомневались: «Если бы не Сталин, мы бы вряд ли Великую Отечественную выиграли. Без его дальновидных патриотических решений не одолели бы врага, которому тогда вся Европа покорилась». «Крымская правда» в 1955-м, через два с половиной года после его ухода и за полгода до властного предательства, писала: «Вся жизнь Иосифа Сталина - вдохновляющий пример беззаветного служения трудовому народу». Да он и сам из него: мама Екатерина Георгиевна, подёнщица, папа Виссарион Иванович - сапожник, а ещё Иосиф так и не стал, как планировал когда-то, священником - увлёкся революционными мыслями.

- В декабре исполнится 145 лет со дня рождения Иосифа Виссарионовича Джугашвили (фамилия Сталина при рождении), - говорит наш постоянный читатель и соавтор, кандидат исторических наук, полковник в отставке Юрий Туляков. - Интересна оценка этого незаурядного человека: при жизни его восхваляли, а после, с подачи властного преемника Никиты Сергеевича Хрущёва, облили грязью, как говорится, с ног до головы. И только сейчас появляются объективные оценки деятельности, но как о человеке практически ничего не говорят, а ведь, как и все люди, радовался и огорчался, смеялся и страдал.

Правда, он, многое испытавший, был, прежде всего, Человеком - пробуем немного «заглянуть в душу» несостоявшегося священнослужителя. Иосиф Сталин, к примеру, поэзию ценил, в юности стихи писал, причём, как вспоминал друг Георгий Иванович Елисабедашвили, «часто экспромтом, отвечая товарищам стихами». Отчасти увлечение проявилось в 1943-м при создании Сергеем Владимировичем Михалковым и Габриэлем Аршаковичем Эль-Регистаном Гимна Советского Союза, несколько строк предложил верховный главнокомандую­щий. А ещё любил играть в шахматы, считая, что это «развивает оперативное мышление». После начала Великой Отечественной увлечение вож­дя помогло чекистам раскрыть в Севастополе группу хорошо законспирированных, выдававших себя за наших моряков, фашистских диверсантов, наводивших вражеские бомбардировщики на стратегические объекты. Подсказал Иосиф Виссарионович курировавшему госбезопасность Лаврентию Павловичу Берии: «белые «офицеры», чёрные - они ходят по своим полям, никогда не перепутаешь». И был по Севастополю приказ переодеть личный состав в форму номер два - белого цвета, а в город вышли военно-морские патрули, что легко обнаружили диверсантов в чёрных клёшах среди ослепительно белых кителей настоящих моряков…

Вождь умел, как ни странно, улыбаться и плакать. Улыбки окружающие видели чаще, особенно когда радость в стране или детвора шагает, как юные барабанщики, открывавшие Парад Победы 24 июня 1945-го. Он с уважением относился к детворе, у самого - трое, Яков, Василий и Светлана. Новый год для детей страны возродил как праздник, детские письма вождю, особенно в войну, никогда не оставались без ответа. А ещё у одного из подмосковных детских домов или детсадов (может, и не одного) «намёком» вождя появилось прекрасное здание: так Иосиф Виссарионович полушутя оценивал уж слишком вычурные дачи, построенные известными людьми, «благодаря от имени детей страны», полубаек на этот счёт множество. Вообще с чувством юмора, остроумием у Иосифа Сталина было всё в порядке, это не раз отражалось и в его службе. К примеру, когда сообщили, что новый советский автомобиль хотят назвать «Родина», вождь не высказал своего мнения, а лишь иронично заметил: «И сколько будет стоить «Родина»? Всё было понятно - автомобиль стал «Победа». Наш полуостров также памятен остроумием Иосифа Виссарионовича: предложившего союзникам по антигитлеровской коалиции Уинстону Спенсеру Черчиллю и Франклину Делано Рузвельту, просившим отдать им Крым в обмен на такую же часть Германии, отгадать какой из трёх пальцев средний. Что в кукише средний - большой, никто не угадал…

Эмоции не чужды

Боль и слёзы, переживания, вождь умел прятать в себе, скрывая от окружающих грустные, очень личные чувства. Пережито немало, не стало отца, мамы, первой жены Екатерины Семёновны и второй Надежды Сергеевны, друзья уходили в вечность. Он плакал, прощаясь, но в душе, не показывая слёз на людях. И война, когда, наверное, впервые растерялся (ведь тоже верил всё-таки в пакт о ненападении), потому и не смог сам стране о нападении врага рассказать, наркому иностранных дел Вячеславу Михайловичу Молотову доверил. Но потом собрался, нашёл силы и слова «К вам обращаюсь я, друзья мои!»… Сколько сил отдано, сколько слёз, тревоги в душе, когда отступали, когда потери; когда первенец Яков погиб, а второй, Василий, и приёмный Артём (сын погибшего друга Фёдора Андреевича Сергее­ва) продолжали сражаться. «Чуть седой, как серебряный тополь,/ Он стоит, принимая парад./ Сколько стоил ему Севастополь?/ Сколько стоил ему Сталинград?» - писал поэт Александр Николаевич Вертинский. Ту цену он платил вместе со страной, но немного больше, ведь был за всё в ответе. Слёзы на людях вождь позволил себе лишь раз.

- В середине шестидесятых мне посчастливилось служить в политуправлении Северной группы войск под руководством генерал-полковника Фёдора Федотовича Кузнецова, человека удивительной военной судьбы, - рассказывает Юрий Туляков. - Мы знали, что в годы войны он был начальником Главного разведывательного управления Генштаба и, по долгу службы, встречался со Сталиным ежедневно. Порой просили рассказать о тех встречах, несколько рассказов я записал.

«Однажды в марте 1944 года последовал внеплановый вызов в Кремль, - рассказывал чекист. - Войдя в приёмную, я увидел там генерал-полковника Николая Ниловича Бурденко, выдающегося военного медика. Нас сразу же пригласили в кабинет. После приветствия Иосиф Виссарионович сказал: «Очень болен Борис Михайлович (речь шла о Шапошникове, много лет возглавлявшем Генштаб, одном из немногих, кого Сталин называл только по имени-отчеству). Какое лекарство и какой врач могут его спасти? Если нужно его люди - кивнул в мою сторону - всё организуют». Николай Нилович ответил, что «никто и ничто, увы, спасти не могут. Борису Михайловичу остались считанные дни». Помолчав, Сталин определил список лиц и время посещения больного. В назначенное время мы вслед за ним вошли в палату, где лежал Борис Михайлович. Каждый из нас персонально его поприветствовал, он пользовался всеобщим уважением. Борис Михайлович для каждого нашёл ответные слова, а затем попросил, «оставьте, пожалуйста, нас наедине с Иосифом Виссарионовичем». Все потянулись к выходу, а нам с Власиком (Николай Сидорович - начальник охраны Сталина. - Ред.) вполголоса сказал, «обеспечьте, пожалуйста, чтобы нам не мешали». Мы вышли, плотно закрыли дверь и попросили присутствовавших отойти на несколько шагов. Примерно через 40 минут дверь открылась и, отступая спиной вперёд, из палаты вышел последний посетитель. Оказавшись рядом, я заметил, как быстрым движением руки «железный» вождь смахнул слёзы со щёк. Только после этого он повернулся к остальным и тихо сказал: «Вот мы и простились с Борисом Михайловичем». 26 марта 1945-го Маршала Советского Союза Бориса Михайловича Шапошникова не стало. Страна отдала ему последние почес­ти артиллерийскими залпами траурного салюта - 24 из 124 орудий.

- В комнате, где мы слушали рассказ, - продолжает Юрий Тихонович, - воцарилась тишина. Через минуту Фёдор Федотович задумчиво сказал: «Вы же знаете, сколько мне доверено, но ничего в жизни я бы не хотел знать, как то, что сказал умирающий маршал верховному главно­командующему.

Это стало ещё одной тайной, что сохранил в память о друге Иосиф Виссарионович, о другой много позже рассказывали потомки начальника Генштаба, офицера и орденоносца армии Российской империи, и Красной Армии Советского Союза: Борис Михайлович был очень верующим и не снимал с груди семейную реликвию - икону-ладанку, хоть и скрывал под одеждой. Иосиф Сталин знал о том, и ценил верность убеждениям. Он умел ценить, умел смеяться и плакать, а ещё умел скрывать чувства, в себе хранить. Помним.