Фанфары - в честь Павла Грейсера

Павел Грейсер.

Павел Павлович не из тех, кто творит в тиши мастерской. Он в совершенстве освоил одно из самых сложных направлений в изобразительном искусстве - монументальное. Требующее от художника не только таланта и трудолюбия, но и недюжинных физических сил. Всё это вложено в украсившие города композиции, среди которых - симферопольские «Фанфары» на фасаде Дворца культуры профсоюзов, «Хоровод деревьев» на площадке перед гостиницей Международного детского центра «Артек», броская «Телеорбита» на здании завода «Фотон», выразительная мозаика на судакском санатории «Звёздный», рельефы «Встреча» и «Прощание» на евпаторийском железнодорожном вокзале, лирические «Паруса над морем» в Алуште. Сложные металлические, бетонные конст­рукции созданные волшебной рукой мастера, не просто «парят» в воздухе, они как бы часть его, возникающая внезапно и естественно.

Мастер заслужил почёт и уважение как формирующий своим творчеством эстетику окружающего нас пространст­ва, воспитывая вкус, влияя на наше мировосприятие. Его не случайно называют классиком современного крымского искусства.

Искусствоведы считают главным творческим принципом художника максимальное выявление декоративных свойств материала, с которым работает, и проникновение в каждую разрабатываемую тему.

Взгляд со стороны - это всегда интересно, но не менее увлекательно и важно узнать, что думает сам мастер.

- В каждой работе стремлюсь как можно доходчивее передать свои мысли, ощущения, - признаётся Павел Павлович. - Не для того чтобы заявить о своей персоне, а напомнить, что каждый человек - часть природы, образ и подобие её создателя. Как природа неповторима, так неповторим и человек. Неповторимость того, что видит, творческий человек выражает через собственное восприятие. Помогая другим пробудить свои чувства, способность воспринимать окружающее свежим взглядом. И очень важно, конечно, не повторяться и никого не повторять. Настоящий художник - это тот, кто делает то, чего до него никто не делал. Только тогда из-под его кисти, резца рождается то, что мы называем настоящим искусством. Вызывающим восторг, будоражащим чувства, желание вступить в диалог с автором.

А диалог с таким многоплановым художником всегда увлекателен.

- Павел Павлович, кроме монументально-декоративного искусства, произведения которого у всех на виду, вы занимаетесь и станковой живописью. На каждой вашей выставке встречаешься с работами, я бы сказала, предельно личными - настолько оригинальны образы, идущие от сущности автора, обладающего воображением, которому впору только позавидовать. Как вы пришли к такому ассоциативному искусству?

- Оно увлекало меня с молодости, ещё со времён учёбы в Московском высшем художественно-промышленном училище. Тогда это, правда, не только не приветствовалось, а осуждалось. Можно было запросто вылететь из училища. На втором курсе написал реферат по марксистско-ленинской эстетике, тему которого придумал сам: «О некоторых принципах абстрактного искусства, применение которых возможно в декоративно-прикладном искусстве». Это было обоснование собственной концепции, которая заключалась в утверждении: поводом для создания произведения могут стать кора дерева, неф­тяные круги на воде, крыло бабочки, клетка, увеличенная под микроскопом. Крупных неприятностей счастливо избежал, но понимания у педагогов не нашёл. Учебу, которую начинал на факультете обработки металла, успешно завершил на дизайнерском отделении.

- Монументальное искусство - на первом месте в вашем творчестве или только один из его спектров?

- По местам ничего не расставляю. Поэтому отвечу так. С удовольствием занимаюсь этой наиболее заметной стороной творчества. А то сокровенное, что от души и для души - станковые работы. Мне не менее интересны мозаика, роспись, абстрактные композиции, графика, живопись.

- Специалисты отмечают, что ваши станковые работы не имеют аналогов. Наверное, иначе и быть не может, если в мастерской художника рядом с мольбертом - сварочный аппарат, дрель, приспособления для обработки металла, мастики, эмали, керамика. Вы ведь не сразу пришли к этим инновациям?

- Они возникли из стремления расширить диапазон творчества. Так масляную краску заменили дюраль, сулимин, эмали, латунь, а работу кисти - литьё, сварка, шлифовка. Это придаёт свободу композиционного решения, особую фактурность поверхности.

- Для меня многие ваши работы - пластика мыслей и чувств, сочетание эмоцио­нального и рационального. Всплеск чувств рождает контраст линий и цвета. На одном полотне может быть кипящий красный и умиротворённый небесно-голубой. Есть рождающие тревогу, как, скажем, «Лобовая атака», «Протест», «Раздвоенность чувств», «Развал структуры». Полная противоположность тем, что дарят покой и умиротворённость. Но это ведь не противоречие с самим собой?

- Вовсе нет. В искусстве всё, как в нашем мире: борьбу противоположностей никто не отменял. Но и равновесия тоже. К нему и надо стремиться, чтобы не «грузить» ни себя, ни зрителей, а гармонизировать свои ощущения, посылая их в мир.

- Таким гармоническим равновесием наполнены работы, выполненные на Кипре. Даже от фотографии рельефов «Въезд Христа в Иерусалим» веет теп­лом, радостью, покоем. Вы с такими же чувствами работали над ней?

- Приятно, что это уловили. Мы её сделали вместе с сыном Егором для Музея православия в Кикосе в продолжение старинных традиций византийской резьбы по камню с соб­людением иконографических канонов. Поэтому они как бы отстраняют от житейской суеты, умиротворяют. Это из тех произведений, созерцая которые, размышляешь о бренном и вечном.

- Вы очень редко выставляе­те «традиционные» пейзажи, которые украсили бы любую престижную выставку. Почему?

- Выполненное на пленэре, натурное - это для меня записная книжка. Промежуточное звено между запечатлённым состоянием природы и моим отношением к ней и тем, что потом рождается в мастерской в результате кропотливого долгого труда.

- У людей неискушённых возникает вопрос, что есть настоящее искусство? Как его отличить от китчевых подделок?

- Настоящее - не оставляющее равнодушным, будоражащее чувства, рождающее мысли и пробуждающее желание вступить в диалог с автором художественного произведения. Если сказать коротко: вызывающее восторг смотрящего на полотно. И, конечно, выполненное профессионально, чего не достичь без хорошей школы. Может взволновать и картина самодеятельного художника, но только вложенными в неё чувствами, и это не искусство, а ремесло.

Его труд давно по достоинст­ву оценили искусствоведы и ценители изобразительного искусства. Работы Грейсера находятся в музеях и частных коллекциях в Англии, Венгрии, Польше, России, на Кипре.

Поклонников его творчества привлекают образная выразительность, отсутствие прямолинейных решений, проработка деталей, создающая объёмность и глубину, которые буквально затягивают, погружают в сюжет, помогают проникновению человека в суть и сущность бытийного. А инновационный подход художника к творчест­ву отнюдь не стремление выделиться, а собственная эстетика, наитие, без которого не найти новых путей и подходов в искусстве, рождённом на заре человечест­ва, вечном и непреложном. Каждая новая работа Грейсера - свобода самовыражения, безоглядная и безудержная, не подчиняющаяся чьим-то вкусам, требованиям. Он сам себе строгий судья и критик. Мастер, достигший возраста творческой зрелости, продолжающий реализовывать Богом данный талант.

Разменяв девятый десяток, Павел Грейсер идёт не проторёнными путями, а собственными тропами. Не отталкивая, а совершенствуя опыт великих предшественников разных эпох. Признаётся, что девизом творчества стало навсегда изречение великого Леонардо: «Живописец должен быть всеобъемлющим. О, художник, да будет твоё разнообразие столь же бесконечно, как явление природы. Продолжая то, что начал Бог, стремись умножить не дела рук человеческих, но вечные создания Творца. Никогда никому не подражай. Пусть будет каждое твоё произведение как бы новым явлением природы».