Если бы не Крым

Амет-уста

Наверняка многие крымчане не раз пользовались помощью мастерских «Ключи от Мурата», когда нужно было изготовить дубликат ключа или открыть вдруг заевший замок - симферопольскому мастеру Мурату Галимову в этом нет равных. И уникальные джезвы для приготовления кофе, и шкатулки с красивейшим орнаментом работы заслуженного художника Крыма Асана Галимова многие крымчане оценили. И творчество вышивальщицы Сафие Вааповой, художника Ризы Ваапова, и многих других представителей крымскотатарской мастеровой династии, зачинателем которой был Амет Калафатов. Медник, сундучник, чеканщик, ювелир-оружейник и художник-орнаменталист. Кстати, художником Амет-уста (на крымскотатарском «уста» - мастер) работал и в нашей газете, тогда называвшейся «Красный Крым»: в конце двадцатых - начале тридцатых годов прошлого века он по просьбе заведующего иллюстративным отделом газеты Александра Глаголева оформлял праздничные номера. К сожалению, в редакционном архиве они не сохранились - все подшивки того времени изъяты через несколько лет органами госбезопасности. Александр Николаевич как-то пришёл в гости к другу, жившему на Краснознамённой (бывшей Кадиэскерской), и увидел у него на доме провод с колокольчиками, провод тянулся и к соседним домам. Оказалось, это местный мастер Амет Калафатов смастерил прибор, оповещающий о землетрясении, - в том 1927-м, несколькими неделями ранее, полуостров его пережил. Александр Глаголев познакомился с Аметом Османовичем, узнал, что это очень неординарный человек, прекрасный художник-орнаменталист, и пригласил оформлять номера газеты к праздникам - считается, что первый номер нового, 1928-го, оформлял уже Амет-уста.
Он, старший сын в семье Калафатовых, родился в Карасубазаре (Белогорск) в 1860 году (хотя есть информация, что и на десять лет раньше), его отец был кузнецом и лекарем, хорошо знавшим целебные травы, мама занималась домом и воспитанием шестерых детей. То, что маленький Амет очень талантлив, стало ясно рано: он прекрасно пел, рисовал всё, что видел вокруг, нарисованные им орнаменты охотно разбирали соседки для вышивок, а сам мальчик, не посещая школу, выучился читать и писать, подружившись с соседом-гимназистом. И постоянно совершенствовал знания: выучил несколько языков, играл на музыкальных инструментах, много читал, любил изобретать. Именно Амет Калафатов создал первый в Крыму и один из первых в Российской Империи велосипедов: тогда они только стали появляться в Европе, и в одном из журналов 20-летний Амет увидел рисунок двухколёсного чуда. Окружающие смеялись, не веря в задумку, а наш земляк однажды на удивление всем вышел прокатиться по родным улицам на велосипеде с деревянными колёсами и шинами из каната, смоченного в смоле. Потом получил медаль на выставке лучших изобретений, представив простой дверной замок и сдвоенную швейную иглу.
А ещё талантливый парень славился как чеканщик, сундучник, не только создававший сундуки, но и прекрасно их украшавший: в 12 лет, потеряв отца, он стал единственным кормильцем в семье, работал в мастерской, постигая тонкости старинных ремёсел, и продолжал рисовать орнаменты для деталей одежды и интерьера. Однажды работы паренька увидел Иван Айвазовский, он был настолько поражён талантом Амета Калафатова, что предложил ему стать его учеником. Но родня мальчика, соблюдавшая строгие традиции ислама, не дала согласия. Тогда известный маринист подарил Амету свой этюд - речку, журчащую в одном из садов у подножия Чатырдага.
Творить Амет Калафатов не прекращал: став мастером чеканки и сундучных дел, начал учиться у оружейника и вскоре не только создавал прекрасные охотничьи ружья, ножи и пистолеты, но и украшал их изящными орнаментами, инкрустацией. Одно из созданных крымчанином охотничьих ружей теперь хранится в тульском музее оружия. Есть работы Амета Калафатова и в Третьяковской галерее в Москве, и в Ленинградском этнографическом музее, в музеях и частных коллекциях Парижа, Лондона, Пекина, росписи орнамента, созданные его рукой, - в Ханском дворце Бахчисарая… Хочется верить, что и в родном мастеру Белогорске (Карасубазаре) всё-таки появится его полноценный музей - наш земляк, очень талантливый и добрый человек, это заслужил.
В Симферополь он с женой и восемью детьми перебрался в 1922-м, поселились на Кади­эскерской (Краснознамённой), а на соседней Кантарной (Чехова) открыл оружейную мастерскую, не переставая всё свободное время отдавать орнаментам, вплетая композиции птиц, листья, цветы. В 1925 году его работы были представлены на Всемирной выставке народного творчества в Париже, участвовал и в многочисленных крымских, всесоюзных выставках, получив звание «Крымский народный орнаменталист», став членом Крымского и общесоюзного союзов художников. Полностью орнаментам Амет Калафатов посвятил свою жизнь в 1934-м, в 74 года, после того как органы госбезопасности конфисковали его оружейную мастерскую, инструменты и даже собранный гениальным мастером радиоприёмник. Хорошо хоть не репрессировали. Он стал рисовать узоры цветными карандашами, потом пером, цветной тушью. Созданные Амет-устой уникальные орнаменты, а их более 300, использовались и используются для росписей стен, вышивок. Лишь в годы Великой Отечественной Амет Османович практически не брался за перо - он вновь украдкой собирал оружие для партизан, а однажды 81-летний мастер спас маленькую еврейку: стоя у калитки, он встретился глазами с мамой девочки, шедшей в толпе. Зная об отношении фашистов к евреям, все понимали - идут на казнь. Амет Калафатов незаметно открыл калитку, и мама втолкнула туда дочь - потом девочку удочерила семья живших во дворе армян. А сам Амет Османович так и не узнал ни об освобождении Крыма, ни о депортации его народа, ни о Победе в войне - его не стало в 1942-м. Но крымчане хранят память об уникальном мастере Амете Калафатове.

Актриса из Севастополя

В её творческом багаже - 38 фильмов и около сотни спектаклей в ленинградских театрах: юного зрителя и сатиры, студии «Интерателье». А дебютной стала роль княжны Марьи в легендарном фильме Сергея Бондарчука «Война и мир», которую она сыграла ещё будучи студенткой театрального института. Но всего этого могло бы и не быть, если бы 30 апреля 1936 года в Севастополе, в семье военного комиссара Северо-Кавказского укрепрайона береговых сооружений не родилась дочь Тоня, Антонина Шуранова. Семья была дружная, большая - через два года у Тони появилась сестра Надя, ещё через год - Лида. Родители девочки увлекались литературой, музыкой, в свободное время устраивая домашние концерты. Всё оборвалось в конце 1939-го: главу семьи Николая Шуранова репрессировали, исключили из партии, право быть в которой он завоевал ещё во время гражданской войны. Обыски, арест,  допросы - всё это подкосило здоровье военного, 15 октября 1940 года Николая Шуранова не стало. А его жене друзья передали записку с советом немедленно уезжать из Севастополя, чтобы сохранить жизнь себе и детям. Они уехали в Ленинград к сестре, во время Великой Отечественной эвакуировались в Вологодскую область, где познали и голод, и тяжкий труд. Там в деревне Нифонтово мама будущей актрисы организовала детский сад для эвакуированных. Потом, чтобы хоть немного отвлечь селян и эвакуированных от грустных мыслей, появился драмкружок, где мама девочки играла во многих спектаклях. После освобождения Ленинграда вернулись домой, Антонина ходила в школу, где посещала юннатский и драматический кружки. Но десятилетку так и не окончила: после 7 класса ушла в техникум зелёного строительства, потом работала садовником - чтобы помочь маме поднимать сестёр. Но мама мечтала, чтобы дочь получила высшее образование: через три года Антонина поступила на биологический факультет Ленинградского госуниверситета и в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии. Выбрала последний, став студенткой курса Зиновия Корогодского и Татьяны Сойниковой.
А потом в Ленинград приехали из «Мосфильма» - помощники Сергея Бондарчука искали артистов для «Войны и мира».
«О кино я особо не мечтала - знала, что нефотогенична, - вспоминала Антонина Шуранова.
- Я грезила о славе Нины Заречной на сцене академического театра, не меньше. Но однажды на четвёртом курсе к нам на лекцию пришла женщина с довольно экзотической внешностью и спросила, кто из нас хотел бы поехать на пробы «Войны и мира». Шум поднялся невообразимый! Мои однокурсники в шутку стали распределять роли: кто Болконский, а кто маленькая княжна. Когда дошло дело до княжны Марьи, я громко выступила:
«А, эта плакса с костлявой спиной? Тамара, это твоя роль». Услышав мою реплику, ассистентка неожиданно предложила: «Зачем Тамара? А вот вы бы не хотели попробовать?». «Нет, я не хочу сниматься в кино», - решительно парировала я. Но дама оказалась на редкость настырной. Целый квартал она бежала за мной на своих высоких каблуках, на ходу вскочила в трамвай и напросилась в гости. Она пересмотрела кучу моих фотографий, выбрала несколько и укатила в Москву. Я тут же об этом забыла, тем более что у нас начались дипломные спектакли.
И вдруг получаю телеграмму: «Срочно выезжайте кинопробы. «Война и мир». Княжна Марья».
Я только посмеялась с однокурсниками. Через какое-то время - опять телеграмма. Моя руководительница вскинула брови: «Дружочек, ну какая вы княжна Марья?». Впрочем, я и сама об этом догадывалась. Но «Мосфильм» стал бомбить телеграммами наш деканат. В конце концов меня отпустили на пробы: «Хоть Москву посмотришь». На пробы в Москву я ездила раза три-четыре, правда, ни желания особого к этому не испытывая, ни особого старания не прилагая. Как-то мне объявили, что отбор прошли семнадцать княжон и что я - в их числе. Потом нас осталось одиннадцать. Потом девять, пять... Тут у меня появился чисто спортивный азарт. Нас, претенденток, никогда не сталкивали лбами - одну запускали на пробы, а другую из дальних дверей выпускали. Однажды сижу в гримёрке, мне уже скучно, неинтересно, и вдруг раздается шёпот: «Идёт, идёт!». И я в зеркало вижу, как входит седовласый импозантный Сергей Фёдорович Бондарчук. Подходит сзади, внимательно разглядывая меня в зеркале. Я начинаю ёрзать и сползать с кресла, чтобы встать и поприветствовать режиссёра, потом вспоминаю, что он всё-таки мужчина, а я - женщина, и начинаю вползать обратно. Тут меня пронзает мысль: я всё же студентка, и начинаю вновь сползать. А он в это время с улыбкой молча наблюдает за моими телодвижениями. Я, к своему ужасу, совершенно позорно краснею - пятнами и до слёз. Как княжна Марья! Наконец я сдалась: опустила глаза и замерла в кресле. Он, ласково глядя на меня, стал расспрашивать о моём курсе, дипломном спектакле, потом повернулся и вышел. В коридоре что-то сказал ассистентам - и вокруг меня поднялся настоящий смерч». Княжну Марью в исполнении нашей землячки оценили все. А потом она, уже актриса ТЮЗа имени Брянцева, куда пригласил Зиновий Корогодский, сыграла врача в фильме «На пути в Берлин», баронессу фон Мекк в «Чайковском», воспитательницу детдома в «Странных взрослых».
Более 20 лет отдала актриса ТЮЗу, блистая во многих спектаклях, там встретила и любовь - Александра Хочинского.
В конце восьмидесятых главного режиссёра Зиновия Корогодского убрали из театра, за ним ушли и многие артисты. Антонина Шуранова несколько лет работала в театре-студии «Интерателье», потом в Театре сатиры на Васильевском, где сыграла, например, Вассу Железнову, снималась в кино - уже в сериалах, многие запомнили её в «Зимней вишне», «Улице разбитых фонарей», «Бандитском Петербурге» и в русско-японском фильме «Рин. Легенда об иконе», где Антонина Николаевна блестяще исполнила роль игуменьи Феофании.
В 1998-м похоронила любимого мужа, а сама пережила его всего на пять лет, 5 февраля 2003 года актрисы не стало. Народная артистка РСФСР Антонина Шуранова, уроженка Севастополя, о которой её учитель Зиновий Корогодский как-то сказал: «Она играет роли, будто отстаивает что-то своё, личное, ей дорогое и близкое».
Это некоторые крымские события и люди, без которых мировая история развивалась бы иначе. Ждём ваших писем: 295000, Симферополь, ул. Генерала Васильева, 44, или pisma@c-pravda.ru