Как вернуть массового читателя книге?

6 Январь 2017 1330

Многие считают, что для каждого нового поколения слова «книга», «литература», «чтение» значат всё меньше. Но так ли это? Что люди стали читать? Почему читать стали меньше? Как вернуть книге популярность? На эти и другие вопросы корреспонденту «Крымской правды» ответил Роман СЕНЧИН - один из самых ярких писателей нулевых, лауреат авторитетных российских премий, посетивший республику в рамках международного медиа-клуба «Формат А-3».

- На творческой встрече вы говорили о том, что любая жизнь достойна того, чтобы войти в книгу. Но все ли события достойны того, чтобы быть запечатлёнными в книге? Или писатель, особенно в наши дни, должен быть своего рода фильтром между информацией и читателем?
- Если пишешь роман, то вкрапления должны быть разные. Волей-неволей происходит фильтрование: что-то отсеивается, что-то не принимается текстом. Русская проза XIX века, например, состоит из множества замечаний, которые вроде бы лишние, но в итоге создают полнокровное полотно того времени. Тогда литература была насыщена такими деталями, которые делают её сейчас для нас ценной и постоянно возбуждают интерес у читателей.
- Поэтому эта литература, наверное, и считается классикой: писатели тогда умели создавать богатый мир. Нужно ли это современной литературе? Или у неё свои черты?
- Несколько лет назад говорили о клиповом сознании, что всё забилось, что литература будет совершенно другой. Романы Александра Терехова показывают, что можно писать не клипово, неспешно, но тем не менее вызывать у читателя интерес и внимание.
- А насколько, на ваш взгляд, современному читателю интересна литература, приближённая к реальности? Магазины сейчас, например, забиты фантастикой, фэнтези. Не переполнен ли рынок такой литературой?
- Внимание к реалистической литературе постепенно, но растёт. Кто-то из читателей пишет по поводу реализма «я и так это вижу каждый день - зачем об этом ещё читать?», другие, наоборот, ценят подобную литературу. То есть вкусы разные, но такая проза пользуется спросом, хотя и не огромным. Книги многих известных нам сейчас писателей XIX века в своё время тоже не шли нарасхват: были и низкосортные детективы, и фантастика, и это шло на ура. Реализм всегда был не на первых ролях, но почему-то он, несмотря ни на что, остаётся в истории.
- Вы не сторонник мнения о том, что литература медленно умирает?
- В 90-е годы говорили, что литература свою задачу выполнила и осталась просто развлечением или площадкой для стилистических экспериментов. Но мы видим, что в нулевые годы появились молодые тогда авторы, которые пришли с реализмом и получили отклик и читателей, и литературных специалистов.
- Новый реализм - в том числе и ваши произведения - многие называют преувеличенно чернушным. Вы согласны с этим?
- Нет, новый реализм совершенно разный. Если брать, к примеру, меня и Сергея Шаргунова, первыми заговоривших о новом реализме, то у нас совершенно разная проза: Сергей 90-е годы знает ребёнком, и у него проза более мягкая. Повесть «Ура!» вообще стала знаковым произведением о том, что хватит пить, курить, пора что-то делать. У меня, заставшего начало 90-х участником событий, проза мрачнее, но я не стараюсь сгущать краски. Чернуха - это что-то довольно утрированное. Я стараюсь не утрировать, но в то же время не ухожу от проблем: если они есть, о них надо говорить. Этим и занимается литература. Ещё в античности показывались трагедии в семьях, конфликты, споры между сильными, хотя там и боги влияли на человеческие судьбы. Сюжетов не так и много, но каждое время даёт свой особый колорит. Поэтому литература и другие виды искусства продолжают жить: из-за примет времени.
- А читателю что интереснее - прошлое или настоящее?
- Сложно сказать. Людей толкает к литературе потребность найти какие-то подтверждения своим мыслям, бедам, ощутить, что они не одиноки в своих оценках. Поэтому люди стремятся заглянуть в книги, посмотреть, что думают авторы, как поступают герои. Может, книги и помогают людям пересмотреть жизнь, увидеть, что они действительно живут как-то не так.
- Если бы вы как реалист взялись описывать события, произошедшие в Крыму два года назад, и перемены в жизни, которые они повлекли за собой, как бы вы это отразили?
- Во-первых, я не был участником этих событий, а видел всё по телевизору, слышал по радио, читал в газетах, Интернете. Но события в Крыму уже где-то рядом, и наверняка они у меня появятся, потому что это отразилось на жизни всей России, всех людей. Оценки у людей разные, мысли разные. Внутри даже у меня - не только восторг, но и множество разных опасений. Конечно, есть те, у кого мысли и оценки однозначны, но я думаю, что это не совсем правильно.
- Насколько тема «Крымской весны» нуждается в своей летописи именно сейчас? Как лучше - по горячим следам или чтобы события, наоборот, «отлежались»?
- Тот же Сергей Шаргунов заявил, что уже пишет сценарий, что режиссёр уже есть и группа готова снимать фильм. Но пока этот проект почему-то заглох. Возможно, сценарий будет представлен читателям как художественное произведение. Он был свидетелем, приехал сюда в самый критический момент. Мы с ним перезванивались, я просил его быть осторожнее, а он был в восторге: он всегда ратовал за возвращение Крыма. Я от него жду этого художественного произведения.
- Просто сейчас много уже появилось литературы с претензией на документальность, посвящённой этим событиям. Но многое переиначивается, воспоминания ретушируются.
- Даже от мемуаров нельзя ждать объективности. В природе человека заложено, что он не может описать всё так, как было. Поэтому и в мемуарах Жукова, например, видят много неточностей, но я не могу назвать это умышленной фальсификацией. Просто память человека так устроена, что-то может не принимать. Объективности вообще от любой литературы ждать не стоит. Самое интересное - оценки людей, сложность их характеров, чувств. Наверное, этим литература и ценна.
- Есть определённый набор стереотипов, которые бытуют в современном обществе: молодёжь не читает, литература перестала учить и дальше в том же духе. Как вы считаете, эти стереотипы обоснованы или ситуация начинает меняться?
- Дидактика была лобовая в советское время, и прошло ещё очень мало времени для литературы, чтобы она вернулась к этому. Дидактика должна быть в литературе более хитрой, ненавязчивой - где-то между строк. Что касается нечитающей молодёжи - будем справедливы: сейчас столько альтернатив литературе! Но литература не стала от этого хуже, скорее читатель стал. Чтение - это труд и, может быть, трата времени, на первый взгляд.
И многим людям, не только молодым, кажется интереснее и полезнее путешествовать в Интернете. Как вернуть массового читателя книге - это большая проблема. Мне хотелось бы, чтобы именно в школе заражали чтением, ведь чтение - это всё-таки болезнь. А получается, что сегодня на уроках литературы школьники зачастую приобретают отвращение к чтению и потом очень сложно их вернуть к книге.
- Хорошо, что вы затронули эту тему. Последние несколько лет - и при Украине это у нас было - появилась мода оспаривать и переписывать школьные программы, в том числе и программу по литературе. Зачем, мол, детям в 8 классе читать Толстого? Они же не поймут. И Достоевского тем более не поймут. А вот Гарри Поттера поймут, его можно. Правильно ли это?
- Лично я и большинство моих одноклассников «Войну и мир» в школе не прочитали от корки до корки. По-настоящему я её я прочитал после армии - и не совсем понял. Лет 5 назад перечитал снова - уже несколько другими глазами. То, что такие произведения будут читать все школьники - это утопия: читают 1-2%. Может, стоит давать именно отрывками, чтобы человек помнил и знал об этих произведениях. А когда заставляешь, многие потом и в 50 лет говорят, что нечего там читать. Тут всё зависит от склада характера и от того, как преподаётся. Школьная программа по литературе - это сейчас одна из самых сложных вещей. Легче, по-моему, историческую концепцию построить, чем подобрать произведения, которые в таком возрасте откроют человеку глаза. Один из путей, я считаю - чтение вслух на уроках: оно даёт результат и способно заинтересовать.

Наталия НАЗАРУК.