Разорванные идеологией

Власть меняется

Побывав в Таврической губернии сразу после петроградской революции, где было свергнуто временное правительство, князь Владимир Оболенский писал: «Власть в губернии была формально в руках комиссара Временного правительства, фактически же строй был анархический. Каждый город, каждая деревня управлялась своими комитетами, вернее же почти не управлялась, а жили остатками старого привычного порядка. Симферополь принял внешний вид Петербурга в первый период революции, улицы были сорны и грязны, покрыты бумажками и шелухой подсолнухов, которые в несметных количествах лузгали разнузданные солдаты, с утра до вечера лениво бродившие по улицам со своими дамами. Преступность росла не по дням, а по часам, а милиционеры, заменявшие старых полицейских, не способны были с нею бороться». В конце ноября большевики Таврической губернии провели конференцию, решив добиваться установления советской власти в Крыму. Первым был Севастополь, где 29 декабря власть взял Военно-революционный комитет во главе с Юрием Гавеном, спустя почти месяц военный ревком появился и в Симферополе, затем большевики взяли власть на всём полуострове, провозгласив Советскую социалистическую республику Таврида как часть РСФСР.
В апреле 1918 г. в Крым вторглись немцы, нарушившие Брестский мирный договор, в борьбе с Советами им помогали местные контрреволюционеры, белогвардейцы. В ноябре с Кубани в Крым по приглашению краевого правительства прибыли новые белогвардейские отряды Добровольческой армии Антона Деникина. В апреле 1919 года в Крым вступили части Красной Армии, возникла Крымская Советская Социалистическая Республика, а уже в июне вновь вошли завоевавшие огромные территории страны солдаты Деникина, теперь именовавшиеся Вооружёнными силами юга России. Здесь они были полтора года: полуостров после поражений Красной Армии весной 1920-го, отречения Деникина и назначения на пост главнокомандующего Петра Врангеля, чьи части Русской армии в сентябре отступили из Северной Таврии, оставался единственным оплотом белых. 7 ноября 1920 г. части Красной Армии форсировали Сиваш, спустя 9 дней командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе телеграфировал Ленину о занятии красной конницей Керчи и окончательном освобождении Крыма от белогвардейцев. За несколько часов до этого из Керчи ушли последние корабли, эвакуировавшие «военнослужащих Русской армии, чинов гражданского ведомства с их семьями и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага». Об эвакуации Пётр Врангель объявил 29 октября. С 14 по 16 ноября 1920 года из Севастополя, Евпатории, Ялты, Феодосии и Керчи на ста двадцати шести судах 145693 человека отплыли к берегам Турции, Африки. Всё это время, с конца 1917-го по конец 1921-го, на полуострове царили голод, болезни - тиф, холера, кося людей от мала до велика. Но самое страшное - лилась кровь, люди убивали себе подобных за разные взгляды. Красный террор, белый террор сменяли друг друга - дети одного Оте­чества, ранее разделённые по сословиям и достатку, а в начале XX века ещё и разошедшиеся по разным политическим лагерям, мстили друг другу, казня чужих за свою правду, непримиримо и жестоко уничтожая тех, кто из другого лагеря, не жалея ни тех, кто имел заслуги перед страной, ни стариков, ни малышей. Гражданская война прошла по судьбам крымчан, разводя по разные стороны баррикад даже членов одной семьи.

Семейная боль

В Крыму немало мест, памятных теми событиями: в Ялте - Крестовый (Кровавый) утёс, где белые расстреливали красных, и Багреевка, где красные расстреливали белых, железнодорожный вокзал в Феодосии и Приморский бульвар в Севастополе, каменоломни под Евпаторией, городской сад и территория нынешнего водохранилища в Симферополе.
- Эти два места в крымской столице с разницей в два года стали местом гибели моих двоюродных дедов - Афанасия и Александра Мудровых, старших братьев моей бабушки Ольги, - рассказывает Игорь Павленко. - Старшему было 20, младшему - 17. Бабушка рассказывала, что братья были очень дружны между собой, часто катали её на качелях у реки и с друзьями лазили за дивными абрикосами, что росли в саду бывшего предводителя дворянства губернии Сулеймана Крымтаева. Волею судьбы эти места, приносившие в детстве радость, стали их могилами в молодости. Афанасий добровольцем ушёл на Первую мировую, геройски воевал, заслужив Георгиевский крест и дослужившись в Русской императорской армии до первого офицерского чина - подпоручика. Когда началась гражданская война, верный присяге и офицерскому долгу остался в армии, боролся «с инакомыслящими» за свою Россию, какой её представлял. За свою Россию стал бороться и Александр, трудившийся на одной из частных фабрик. Он как-то сошёлся с рабочими-железнодорожниками, первыми в Симферополе восставшими против старой власти. У парня всё шло хорошо, даже в комсомол вступил, радовался, когда весной 1919-го пришли красные и появилась Советская Таврида, говорил тогда моей бабушке, что скоро хорошая жизнь начнётся. Мечтал уйти в Красную Армию, но полученная в детстве травма ноги не позволила. А в ноябре 1919-го парня казнили белые.
Они заняли Крым ещё летом, мстя теперь тем, кто сочувствовал и помогал несколькими месяцами ранее большевикам. Уничтожая даже детей - «большевистское отродье». Так же, как при прорыве в Крым, красные уничтожали «выкормышей царизма». Александр Мудров вновь стал подпольщиком, но кто-то его предал - через неделю мама увидела его на виселице в горсаду.
- Бабушка рассказывала, как страшно кричала, выла её мама Анна Ивановна, - продолжает крымчанин. - Пошла на базар продавать яйца, услышала, что поутру в горсаду казнили каких-то молодых, побежала: сердце уже неделю болело - сынок пропал. Так и нашла его там на виселице, с вывернутой травмированной ногой, отрубленными пальцами и без глаз. Висели подпольщики двое суток, потом сняли, бросили неподалёку, освободив виселицы для новых жертв. Бабушка с мамой тайком перетащили Александра домой, похоронили потом в могиле умершего годом ранее отца Макара Степановича на старом кладбище у Всехсвятской церкви, что за нынешним Центральным рынком.
Уже в шестидесятых годах прошлого века на той могиле Ольга Мудрова поставила памятник, где на плите были выбиты имена родителей и старших братьев, хотя могила самого старшего, Афанасия, оказалась где-то на дне водохранилища.
- Он вернулся в октябре 1920-го вместе с отступавшими из Северной Таврии частями барона Петра Врангеля, - рассказывает двоюродный внук. - Побывал дома, погоревал о брате, к тому времени и сам разочаровался в войне, в любой идеологии, хотел просто жить, работать на заводе, как отец, а уж чей завод - красных или белых - неважно. Потому и отказался, когда штабс-капитан его роты Силантьев предложил уйти из Крыма вместе с Врангелем. «Русский исход», как назвали потом эвакуацию «военнослужащих Русской армии, чинов гражданского ведомства с их семьями и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага». Немало тогда их осталось, боясь неизвестности эмиграции и надеясь, что Советы простят хотя бы воевавших в Первую мировую и заслуженных людей.
Потом появился приказ Крымского революционного комитета о регистрации иностранцев, офицеров и солдат Белой армии, духовенства, промышленников. Явившимся на регистрацию сулили только высылку с полуострова и трудоустройство - кроме контрразведчиков, которыми должен был заняться «особый отдел». Афанасий Мудров контрразведчиком не был, а потому пошёл на регистрацию, надеялся, что коренного крымчанина если и вышлют, то недалеко. Регистрация продолжалась несколько дней: записывали, опрашивая о времени службы, группами отправляли в казармы, где и содержали под стражей в продолжение недели - «ждать решения о высылке». Но её не было. Через неделю зарегистрированных группами перевели в городскую тюрьму, ещё через три дня красноармейцы пригнали их в сад Крымтаев (сейчас на этом месте - водохранилище, неподалёку от супермаркета и остановки «Улица генерала Родионова»). После пыток заставили рыть братские могилы, расстреливали тоже группами, каждая новая закапывала могилу предыдущих.
- Моим родным о гибели сына и брата сообщил знакомый чекист - вместе со вторым маминым братом он был в подпольной группе, - продолжает Игорь Павленко. - Правда, место не называл: просто «недалеко от дома на шоссе». Семья жила тогда на Петровской балке, и единственное шоссе рядом - Алуштинское (ныне улица Воровского). И только много позже я узнала, где казнили и что при работах по сооружению водохранилища останки погибших в 1920-м вывезли куда-то с землёй.

Эвакуация Белой армии.