Никита Кричевский: Эти 15 лет были самыми лучшими

27 Январь 2016 353
Никита Кричевский.
Никита Кричевский.

Доктор экономических наук Никита КРИЧЕВСКИЙ, посетивший Крым по приглашению международного медиа-клуба «Формат-А3», рассказал, почему не надо переживать по поводу падения цен на нефть и газ, как бороться с кризисом и почему не следует делать долгосрочных финансовых прогнозов.

- Весь прошлый год люди следили за падающими ценами на нефть и слабеющим рублём, упрямо веря в то, что ситуация повернётся в лучшую сторону. Придётся ли в новом году распрощаться с этими надеждами?
- Наверное, у какой-то части населения была уверенность, что деревья будут расти бесконечно: курс будет стабилен, денег всегда будет много, можно ничего не делать, а просто наслаждаться жизнью, иногда попихивая власть, что она там что-то не делает, а здесь ворует слишком много. Нормальная ситуация для любой сырьевой страны. Где-то лучше, где-то хуже - Россия была посередине.
- Тогда почему складывается впечатление, что экономика пошатнулась и Россия уже не посередине?
- Россия всегда была ресурсно проклятым государством, и за тысячелетия сформировалась модель экономического поведения, основанная на том, что у нас какого-либо ресурса слишком много. Сначала это была земля, потом древесина, потом мех. В начале второго тысячелетия были даже денежные единицы - куны, то есть шкурки, которые ходили наравне с железными деньгами, а иностранцы писали, что в России расплачиваются мордками и ушками белок. Потом выяснилось, что мы можем поставлять в Европу хлеб: овёс, рожь, ячмень, просо. В 20-м веке оказалось, что востребован углеводород. Мы на протяжении 1000 лет жили, понимая, что основные наши потребности удовлетворены за счёт поставок на внешние рынки каких-то избыточных ресурсов.
- Но сейчас говорят, что нефтяному веку наступил конец.
- Утверждать, что углеводородам наступает конец, я не могу, потому что нефть и газ будут востребованы ещё очень долго, и сказать, что мы потеряли экспортный ресурс, нельзя. Другой вопрос, что тех цен, в которых мы жили последние 15 лет, конечно, не будет. А в обществе сформировалась уверенность, что такие цены будут всегда и мы всегда будем самыми крутыми, ничего не делая и поставляя только нефть и газ на внешние рынки. Это химера, которая царила больше 10 лет и в прошлом году начала рассеиваться.
И в этом году никто уже в это не верит, только втайне надеется, что, может, цена на нефть подскочит. Она и подскакивает: с 27 долларов до 30. Ну, может, до 40. Но уже не даст такого эффекта, как при цене 147 долларов за баррель.
- То есть, по логике истории, сейчас самое время сменить экспортный ресурс. Что сейчас наиболее перспективно для внешнего рынка?
- Время покажет, какой ресурс будет следующим. Во-первых, леса полно, во-вторых, земля родит, в-третьих, воды полно. Песка опять же. Вариантов много. В конце концов, солнечной энергии много.
Я считаю, что ещё несколько лет назад Газпрому можно было бы взять новым направлением создание универсальных энергетических установок, которые могли бы генерировать энергию за счёт солнца или ветра, а когда их не хватает, автоматически переходить на традиционный природный газ. Но почему-то это было воспринято, как шутка, и дело за этим не пошло. Хотя, чтобы развивать параллельно этот новый проект, у Газпрома были и остаются все карты.
- Это же можно сказать и о других проектах. Например, высокие технологии и электроника. Будущее за ними, а у нас не сказать, чтобы массово развивали это направление.
- Давайте возьмём Австралию, Норвегию или ту же Мексику. Вы же не назовёте ни одну марку автомобиля, гаджета, пылесоса их производства. Нам совершенно не обязательно копировать опыт Японии или Южной Кореи. Работать в этом направлении - да. Но делать на это какие-то ставки я бы не стал. Эти страны столкнулись с тем, что исторически были обделены ресурсами. Они выскочили на этом.
- Но их это мобилизовало.
А мы сидим, обложившись богатством ресурсов, и особенно не напрягаемся.
- Мы сидим с вами в хорошем кафе и пьём хороший кофе. Это говорит о том, что мы живём в общем и целом неплохо. С одной стороны, мы говорим, что экспортно ориентированной сырьевой модели наступает конец, а с другой - мы говорим, что главная задача - сохранить высокий уровень жизни для людей, понимая при этом, что та ситуация, которая была в российской экономике на протяжении 15 лет, ненормальная. Можно ли было сделать что-то другое? Наверное. Но любой человек, который поставит себя на место властей предержащих в ситуации 15-летней давности, поступил бы так же, как Путин. 90-е были для России страшные, для Крыма страшные в квадрате. Народ грабили. Люди не голодали, но жили крайне бедно. И любой на месте Путина поступил бы так же: в первую очередь надо было накормить людей и создать условия, чтобы они нагуляли жирок. За что ему спасибо.
Я как человек, который занимается экономической историей, ответственно заявляю, что эти 15 лет были самыми лучшими за то время, что существует Россия.
- Но, когда начались первые скачки курса, народ побежал в магазины скупать бытовую технику. Была паника. Как от неё отделаться?
- В магазины побежали, потому что думали, что на скачке курса можно будет продать и ещё навариться. Для этого достаточно было купить валюту. Просто народ у нас ушлый, думает, что он хитрее всех.
А синдром толпы - это синдром, который обрушил не только валютный рынок, но и фондовый рынок в США. Кстати, покупали не только бытовую технику. В Москве, например, как только начинает скакать курс, сразу повышается спрос на «мерседесы».
- То есть с платёжеспособностью населения у нас всё хорошо и не стоит беспокоиться?
- Сегодня - да. А как будет через год, сказать не берусь. Просто у нас принято строить из себя нищего. Но в новогодние праздники народ гулял так же, как и всегда, и, как обычно, всё сметал с прилавков. Будет ли дальше столько денег - вряд ли. Но так хорошо и не может быть вечно.
- Вы говорите об этом спокойно как экономист. А для простого обывателя это подобно краху.
- Краха нет. Просто у человека память короткая, и он очень быстро забывает плохое. Это свойственно не только русским. В Америке было то же, что у нас в экономике нулевых:  за счёт увеличения денежной массы, слабого доллара и спекуляций, которые цвели пышным цветом, все жили очень хорошо. А потом крах в 2008-м - как же так? Мы хотим, чтобы было, как раньше. То же и в России. Только там фондовый рынок и всемогущий американский доллар. А у нас сырьевой рынок и всемогущая нефть. Более того, кризис, который мы сейчас переживаем, не наш, а американский: у них сильно проседает фондовый рынок, а с ним проседают спекулятивные операции на сырьевых рынках.
- Но кризис же не будет длиться вечно. Вопрос в том, чем он закончится и в каком положении будет Россия, когда придёт время перемен. У вас есть какие-то прогнозы?
- Их не может быть по определению. Нобелевский лауреат Пол Самуэльсон сказал: прогнозируйте всё, только не цены. Их просто невозможно спрогнозировать, разве что в СССР, потому что они определялись директивно из Госкомцен.
А в той экономике, в которой живём мы, более рыночной, чем у Европы и США, более свободной, это сделать невозможно, потому что масса факторов влияет. Если завтра Иран жахнет по Эр-Рияду ракетами, нефть будет стоить 200, хотя все буквально вчера говорили о том, что будет падать.
- А можно как-то сократить зависимость России от кризиса в США?
- А зачем? Мы её уже сократили во времена СССР - и чем это кончилось? От мировых финансов зависят абсолютно все страны: от климата, урожая, потребностей, фондового рынка. Например, спусковой механизм кризиса - Китай. Перенеслось на США. В итоге, это замкнутый круг, потому что Китай может зависеть от Америки и России так же, как Россия от Китая. Мы не найдём крайнюю точку.
- Но хочется же сравнивать жизнь с тем, как хорошо в Швейцарии или в Германии, а не с тем, как плохо было в 90-е. Надо же за счёт чего-то двигаться вперёд.
- Я думаю, рецепт такой: на уровне промышленности - поддержка и приоритет, неважно, какой индустрии; на уровне систем управления - сделать из правительства диспетчерскую, более открытую, чтобы люди могли обращаться со своими проблемами, а на социальном уровне - повышение рождаемости. Сегодня я не нашёл ничего более продуктивного в нашем менталитете. Александр Чуялов 100 лет назад сделал исследование, по которому выяснилось, что русский человек начинает больше работать тогда, когда прибавляется количество едоков. Его интересует не прибыль, а минимальный уровень потребления. Сегодня это - машина, гаджет, телевизор, квартира.
А вот в Германии и Швейцарии в подобной ситуации снижается уровень потребления. Немец не представляет, что значит больше работать. А у нас это совместительство, чтобы больше получать. И учитывая общинный менталитет, нет другого оправдания большего напряжения труда для окружающих, кроме необходимости кормить детей. Если ты начинаешь просто больше работать, тебе скажут: выслуживаешься, это вызовет неодобрение. Количество детей вызывает понимание. А как только вы выполняете задачу по обеспечению ребёнка, вы сразу снижаете трудовую занятость.
- То есть у нас в менталитете всегда заложено работать до тех пор, пока нам надо. Впрок мы работать не умеем, и фраза «нам больше ничего не надо» - роковая для нашего народа.
- Именно. Если говорить о защите внутреннего рынка и поддержке собственного производителя, у нас это - качели: мотнулось в одну сторону - подъём, мотнулось в другую - крах. С того времени, когда у нас появились первые ассигнации, прошло 250 лет, а мы так и не поняли, как управлять бумажными деньгами, чтобы не вызвать потерь в экономике и ослабления рубля. Сейчас мы на пороге нового витка: будут печатать деньги, и в итоге мы придём к тому, что придётся предпринимать кардинальные шаги, чтобы эту ситуацию уравновесить. В 91-м Горбачёв за год напечатал больше, чем за предыдущие 30 лет.
И был крах. Потом, с 97-98-го, всё хорошо. И сейчас на пороге та же ситуация. Это у нас национальная черта: мы не умеем работать с финансами. Мы смотрим на Запад, а ведь у них всё совершенно по-другому.
У них подобные вещи возникали независимо от войны. А у нас каждый раз - на фоне войны. Вот поэтому я говорю, что надо стимулировать рождаемость: это - материнский капитал, помощь в приобретении жилья, налог на бездетность - комплексные вещи, которые заставят человека работать. А в этот момент, когда он пойдёт по дорожке роста, мы поставим диспетчерские, которые должны помогать. Сложного ничего нет. Что значит «хорошо» на уровне общества? Это значит сносно существуем, живём без войны, к нам относятся уважительно. А на индивидуальном уровне общего рецепта нет.
И не надо. Главное - вы дома, и всё будет хорошо.

Наталия НАЗАРУК.