Человек без определённого занятия

- Вы с этим определением согласны, Владимир Андреевич?

- Приходится, чтобы не обижать Мишу, с которым мы подружились в детстве в рижской школе, где вместе учились и изрядно куролесили. В книге «Улыбайтесь, сейчас вылетит птичка...» я честно рассказал обо всех наших фортелях. Например, о том, как мы для хохмы переодевали Задорнова в женское платье и гуляли по городу, а потом давали дёру, когда на стройные ноги «девушки» вдруг заглядывались встречные мужчины.

Артист - всегда артист

- А сами-то какое из всех названных увлекательных дел считаете главным в жизни, профессией?

- Тешу себя надеждой, что всем этим занимаюсь профессионально. Одно дело другое дополняет. Я не могу не быть артистом, сочиняя песню, то есть не представляя, как я её буду исполнять на сцене. Когда пишешь прозу, ты сам себе и артист, и режиссёр, и костюмер, и гримёр. Убеждён, что каждый писатель занимается актёрским перевоплощением, передавая эмоции бумаге. Говорят, Лев Толстой плакал, читая вслух главы из «Воскресения» одной из своих знакомых, несмотря на то, что лицедейства классик терпеть не мог. Самым важным для себя в последние годы считаю литературу. Несмотря на то, что деньги я зарабатываю другим - кино и артистической деятельностью. Всё, чем занимаюсь, - грани одной судьбы. Не будь у меня песен, по-другому бы играл в театре, не будь театра - иначе, наверное, сочинял бы музыку, пел.

- Но изначально всё же готовили себя в артисты, поступая в Щукинское училище.

- Ну да, с юности мечтал стать артистом. Москва приняла не сразу - срезался на этюдах и вернулся в Ригу, где поступил на филологический факультет Латвийского университета. Правда, проучился недолго - во время дополнительного набора приняли-таки в «Щуку». Однокурсниками были Нина Русланова и Александр Кайдановский. А в общежитии попал в комнату к Леониду Филатову. Он стал другом на всю жизнь. Тогда мы с ним написали первую свою песню «Оранжевый кот», которую нам на удивление стала распевать вся Москва. Да и сейчас, когда выступаю в молодёжной аудитории, зал её подхватывает. Потом появились другие, как теперь говорят, шлягеры: «Ленка», «Дневник прапорщика Смирнова». Так что песни шли параллельно театру. Общее наше с Лёней увлечение.

- Увлечение, которое стало второй профессией, - вас ведь пригласили не куда-нибудь, а в эстрадный оркестр Леонида Утёсова. Это было неожиданностью?

- Полной! Я тогда играл на первой своей сцене - Московского театра юного зрителя. Был Зурико в спектакле «Я, бабушка, Илико и Илларион» и Д'Артаньяном в «Трёх мушкетерах». «Крёстным отцом» на эстраде для меня стал руководитель грузинского ансамбля «Реро» Константин Певзнер, который купил у нас Лёней две песни - «Вертится земля» и «Просто так». Они в Грузии исполнялись. А потом Утёсов пригласил его музыкальным руководителем в свой оркестр и Константин Григорьевич решил меня Утёсову показать. Я же тогда, как многие собратья по сцене, относился с некоторой театральной брезгливостью к эстраде. Знакомство с Утёсовым всё изменило, я согласился работать, но не переходя в оркестр на полную ставку, и семь лет совмещал две сцены. Теперь понимаю, что поступил мудро, иначе пел бы нынче на корпоративных вечеринках.

- Почему ушли из оркестра?

- Не стало Утёсова, Певзнер ушёл из оркестра, а меня Анатолий Эфрос пригласил в Театр на Малой Бронной, где надо было целиком отдаваться, а не «по совместительству». Это работая в ТЮЗе, можно было полстраны объездить с оркестром.

- Как работалось с Эфросом?

- Нормально. Начал с главной роли в спектакле «Лето и дым» по Теннесси Уильямсу. Потом Чичиков в «Дороге» в инсценировке «Мёртвых душ», Андрей Прозоров в «Трёх сёстрах», директор школы в спектакле «А всё-таки она вертится!» Хмелика.

Шалить надо талантливо

- Первый фильм свой помните?

- Конечно. Он, кстати, в Ялте снимался. Любопытный сюжет с использованием произведений Даниила Хармса. Я играл шофёра такси. Партнёрами были Михаил Ефремов и Лия Ахеджакова, с которой мы, кстати, в ТЮЗе играли, но она об этом вспоминать не любит.

- Вы, что называется, прижились в театре «Школа современной пьесы», которой руководит человек довольно авторитарный. Как вам работается с Иосифом Райхельгаузом?

- Я для себя рекордное количество лет в этом театре. Потому что, извиняюсь за слово, которое к театру не очень подходит, но я его употреблю: мне здесь комфортно. Художественный руководитель на меня не давит. Имею возможность писать книги, сочинять музыку, сниматься в кино, участвовать в телевизионных затеях. Всё очень демократично, чего, возможно, могло не быть в других театрах. Я не всегда согласен с Иосифом в его творческих направлениях, творческих пристрастиях, но в общем и целом нас многое объединяет. Главное: юмор как таковой - одна из самых важных составляющих в отношениях с людьми.

- Вы играете во всех трёх «Чайках». В какой интереснее?

- Забавляюсь я больше всего в оперетте. Играть в одной классической чеховской «Чайке» двенадцать лет «законсервированного» Тригорина просто невозможно. Сменились четыре Нины Заречных, а я всё Тригорин и Тригорин. В этом году, наверное, попрошу Иосифа освободить от этой вечной обузы и обязанности. Что касается акунинской «Чайки», в ней ещё долго можно играть. Там Тригорин - гомосексуалист, и поэтому дурака валять можно сколько угодно, что, может быть, не нравится людям этой ориентации, но весело для меня. Я всё время выдумываю какие-то глупости и пародирую. А опереттка...... Там Тригорин - эдакий мачо, Антонио Бандерас для бедных. Вообще, когда шалят в театре, но талантливо, мне нравится. И поэтому оперетту в своих пристрастиях я бы выдвинул на первое место. Если бы Райхельгауз заставлял меня играть что-то, у нас бы с ним ничего не вышло. А наше общение и работа - обоюдное удовольствие.

Лицо печалится - сердце просветляется

- Вы пишете песни на стихи разных поэтов. Чем руководствуетесь в выборе текстов?

- Стихи должны вызвать во мне душевный отзвук. Это как любовь - возникает внезапно. Бывает, читаешь суперхорошие стихи, например, Бродского - понимаешь, что это великая поэзия, а не отзывается. А бывает такое, что ничего нет кроме какого-то флёра, атмосферы и настроения, а сразу попадает в твою душу. И мгновенно возникает мелодическая структура, которая потом превращается в песню. Так родились «Ветер всхлипывал словно дитя» на стихи Николая Рубцова «Листья мокли», «В Ленинграде, когда была метель», «Вишнёвый сад» на стихи Юрия Левитанского.

- Ваш с Филатовым «Оранжевый кот» студентами семидесятых годов прошлого века воспринимался на уровне фольклора - авторов никто не знал, но все с упоением горланили: «У окна стою я, как у холста, ах, какая за окном красота!/Будто кто-то перепутал цвета, и Неглинку, и Манеж./Над Москвой встаёт зелёный восход,/По мосту идёт оранжевый кот, /И лотошник у метро продаёт апельсины цвета беж...».

- Фольклор не фольклор, но забавный момент был. Кое-кто думал, что Качан-Филатов пишется через дефис, потому что это один человек, как Мамин-Сибиряк. Постепенно нас узнавали, и «Гусарский марш», «Бизоны», «Так повелось», «Мгновение тишины», «Ганс-Христиан», «Молитва моряка», «Свадьба», «Вино из одуванчиков» были уже с конкретными именами авторов.

- В большинстве ваших песен есть, пусть лёгкая, но грустинка. Вы - невесёлый человек?

- Я бы так не сказал. Ни о себе, ни о песнях. Ну что грустного в песнях на стихи Валеры Шульжика? С Сашей Вулых мы вообще сконструировали стёб на шансон - цикл песен о разбитом сердце и несчастной любви, который начался с «Гибели стриптизёрки». С Лёшей Кортневым выпустили целый диск «Му-му и адвокат». Очень даже весёлые. А вообще позволю себе, к слову, напомнить слова из Экклезиаста: «Сетование лучше смеха, потому что при печали лица сердце делается лучше». Бездумного веселья у нас столько, что невольно опечаливается лицо. И, надеюсь, от этого становится лучше сердце.

- Как в таком случае относитесь к «юморным» передачам на телевидении?

- Спокойно, без истерики. Тот же «Comedy Club» в начале своего существования был свежим, остроумным. И даже сейчас бывают проблески. Разве можно проигнорировать слова Павла Воли, заметившего: «Не понимаю, почему прожиточный минимум определяют те, у кого прожиточный максимум». Крупицы остроумного встречаются и в «Женской лиге», и у Петросяна.

- Вы сказали, что стихи Бродского «не отзываются». Но ведь есть песни и на них.

- Да, я сочинил их к нашему с Мишей Козаковым спектаклю «Ниоткуда с любовью», который поставили в «Школе современной пьесы», и два романса. «Заснёшь с прикушенной губой» поёт Настя Модестова, а «Время года - зима» исполняю я. Ещё играю сотрудника КГБ. А Миша - Бродского. Они вошли в диск «Столик на одного», посвящённый светлой памяти замечательного поэта Лёши Дидурова, с которым мы написали трилогию «Эмигрантское письмо», «Корниловский романс», «Шер ами».

- Кто из поэтов постоянно в поле вашего зрения, как потенциальные соавторы?

- И потенциальные, и состоявшиеся, кроме тех, кого я уже упомянул, - Юнна Мориц, Давид Самойлов, Пётр Вегин, Геннадий Шпаликов, Саша Борохов.

- На творческих встречах вы непременно поёте песню Иосифа Шварца на стихи Булата Окуджавы из фильма Владимира Мотыля «Звезда пленительного счастья». Как получилось, что режиссёр пригласил не профессионального исполнителя, а вас?

- Мы работали с женой Владимира Яковлевича в ТЮЗе, я был частым гостем в его доме, он слышал, как я пою. Насколько мне помнится, была записана фонограмма песни в исполнении Сергея Захарова, но Мотыля она не устроила. Ему нужно было не академическое исполнение, а домашнее, интимное, он и пригласил меня. Что касается исполнения...... Целый год этого не делал, после нескольких забавных, если можно так сказать, ситуаций. Так получилось, что 8 Марта пел для коллектива дворца бракосочетания, и взгляд на словах «не обещайте деве юной» упёрся в табличку «Комната жениха»... Вечером включил телевизор и услышал рассказ командира военизированного отряда, который учит молодёжь спускаться по горным рекам, выживать в экстремальных условиях. Почесав бороду, он сообщил, что у них есть своя отрядная песня. Заподозрив неладное, отмахнулся: не может быть...... Но он запел, и я эти слова буду помнить до самой смерти: «Не доверяйте деве юной каяк, весло и спасжилет». Потом случайно включил телевизор, когда показывали очередную программу «В нашу гавань заходили корабли», знаете её наверняка - эдакая агрессивная самодеятельность. И какой-то мужчина исполнил альпинистский вариант этой песни со словами, которые, что называется, нарочно не придумаешь: «Не доверяйте деве юной вы свой страховочный конец». И после этого на год - как отрезало. А потом решил всё же песню реабилитировать. Это было после того, как костлявая дама с косой устроила свой бенефис, выкосив талантливых людей, с которыми я дружил. И теперь, когда пою «Кавалергардов», перед глазами проплывают лица Лёни Филатова, Бори Хмельницкого, Саши Абдулова, мамы.

Творческая встреча симферопольцев со знаменитым москвичом состоялась благодаря фестивалю «Боспорские агоны», организаторы которого пригласили Владимира Андреевича в жюри. Те, кому посчастливилось пообщаться с ним в культурном и деловом центре «Космос», признались, что давно не испытывали такого удовольствия от песен, от общения. Остальным ничего не остаётся, как достать диски с песнями Владимира Качана и его книги, чтобы пусть заочно, но пообщаться. Удовольствие - гарантировано.

Из фильмографии артиста

«Несут меня кони», «Зависть богов», «Бедная Настя», «Три дня в Одессе», «Офицеры-2», «Капкан», «Весёлые похороны, или Ниоткуда с любовью», «Время радости», «Назад в СССР».

Книги

Кроме печатных - «Роковая Маруся», «Улыбайтесь, сейчас вылетит птичка», «Юность Бабы-Яги» - есть диск «Задорнизмы и Качанушки», записанный в издательстве «АСТ», на котором пятнадцать песен Качана и комментарии к ним Задорнова.

Рецепт Качана от хандры

Вспоминайте слова Луи Буссенара: «Когда дело дойдёт до худшего, оно непременно будет изменяться к лучшему».