Вахта крымских медиков

25 Апрель 2011 802
Реактор 4-го блока, развороченный взрывом. Фото В. ТИМОФЕЕВА.
Реактор 4-го блока, развороченный взрывом. Фото В. ТИМОФЕЕВА.

Автор этого материала не был ликвидатором аварии на ЧАЭС. Не позволила инвалидность. Фельдшер по специальности, убеждённый эколог, он уже тогда осознавал страшные последствия катастрофы. И, что называется, по горячим следам записал впечатления своих коллег о пребывании и работе у четвёртого реактора. При жизни автора этот материал, подготовленный к 15-летию трагедии, опубликован не был.

Первыми 2 мая 1986 года в Бородянку, что в 60 километрах от Чернобыля, прибыли крымские бригады «скорой».

Руководила вахтой в то время заместитель заведующего облздравотделом Галина Михайлова, 14 мая её сменил Сергей Прохоров (тогда - главный врач Керченской городской станции скорой медицинской помощи). Помимо «скорой» были задействованы также медики Крымского областного онкологического диспансера.

А последними покинули Бородянку 11 июня 1986 года участники этих двух первых крымских вахт, медики керченской «скорой»: врач Юрий Величко и фельдшер Валентина Турчина.

Вспоминает С. Прохоров: «Мы оказывали помощь гражданскому населению пострадавших районов. Радиус обслуживания был около 30 километров, захватывая Бородянский и частично Чернобыльский районы Киевской области. Бородянский район тогда начинал принимать эвакуированных из Чернобыльского района и Припяти. Об уровне радиоактивности нам никто не сообщал.

Видели множество автобусов с эвакуируемыми людьми. В дорожной пыли стояли дети и махали ручками. Думали, видимо, что праздник какой-то. А дети получали дозы большие, чем эвакуируемые из опасной зоны люди. Тогда Бородянку накрыло выбросом не меньшим, чем Чернобыль, но об этом мы узнали позже...

Клинически наблюдалось очень много случаев трудно объяснимых кровотечений. Больных теряли прямо по пути в больницу или уже в стационаре. Одного больного вёз я. Всего несколько километров. В анамнезе у него была язва желудка, зарубцевавшаяся более 10 лет назад и не беспокоившая больного. У него возникло профузное внутриполостное кровотечение. Ехать до больницы было всего несколько минут, однако, несмотря на немедленно начатые уже в машине реанимационные мероприятия, больной умер по дороге. А ему было 45 лет...

Почти у всех больных в стационаре брали пункцию костного мозга. Во всех анализах отмечалось резкое угнетение кроветворения. Это прямое последствие облучения.

Вызовов поступало очень много, по самым разным поводам, всегда - очень сложные.

Мы уехали через две недели, получив положенные, как считалось, 75 бэр, а врач нашей «скорой» Юрий Величко и фельдшер Валя Турчина добровольно остались ещё на две недели: работать было некому. Приезжали и уезжали на своих машинах «скорой»...».

А следующая вахта грянула уже в ноябре-январе 1986-1987 годов. Первыми приехали санитарные врачи и радиологи, а затем врачи и лаборанты из Крыма. Их поселили в здании поликлиники в Чернобыле, в одном корпусе устроив общежитие, а в другом - кабинеты для осмотров, лабораторию и «скорую».

Вспоминает Мария Ильинична Лукьяновская, в то время работавшая заведующей санитарным отделом Керченской городской санитарно-эпидемиологической станции: «Нас поселили в помещении районной поликлиники в Чернобыле. Я надеялась, что после работы нас хоть будут оттуда вывозить, ведь в тех условиях там не жили другие участники ликвидации последствий аварии, работали от двух недель до месяца, а наша вахта затянулась на 45 дней!

Начало зимы было малоснежным... Встретили Новый год. Срубили где-то ёлку, украсили бумагой, у химиков фольгу попросили, битые пробирки и колбочки - так получились ёлочные игрушки. А на следующий день всё это закопали во дворе больницы, военные химики потом заставили дезактивировать комнату, а после повторных замеров закрыли и опечатали помещение. Все мы давали расписки, а они - без срока давности... Продукты нам возили экологически чистые из Киева, в них недостатка не было.

В итоге всем написали то ли 25, то ли 50 бэр и с тем отправили вахту домой».

Потом, уже будучи на пенсии, Мария Ильинична часто болела, работала санитарным врачом, добивалась путёвок в Институт курортологии им. Сеченова в Ялте. Долго ездила на встречи 26 апреля в Чернобыль: с кем-то - увидеться, о ком-то - вспомнить, а кого-то - и помянуть.... Наработала очень много статистического материала по причинам заболеваемости и смертности среди ликвидаторов. Если коротко, то они таковы. Непосредственные и отдалённые следствия острой и хронической лучевой болезни и поражений костного мозга, в том числе за счёт внутреннего облучения отложившимися в костях плутонием и ураном. Поражение сосудов. Алкоголизм, наркотоксикомания, травмы и самоубийства как последствия страшного стресса. Злокачественные опухоли различных локализаций, приводящие к скорой смерти. Другие неспецифические заболевания, проходящие злокачественно и быстро и приводящие к ранней и быстрой смерти или инвалидизации больных.

Я не был вместе с ними в Чернобыле. Но в 1996 году, уже будучи инвалидом I группы, я написал письмо тогдашнему председателю Госкоматома Чаброву, а потом мне позвонили из Чернобыля, пригласили на годовщину. Тогда, в мае, шли проливные дожди, а в июне началось невыносимое пекло. На солнце было до 50 градусов жары, именно тогда я проехал на инвалидной коляске за один день 80 километров по трассе - примерно столько от Чернобыля до Киева, приехал домой на следующий день уже автобусом, перезвонил в Припять заместителю директора станции и сказал, что не смогу.

Война и Чернобыль заставляют пересмотреть очень многие представления о людях и ценностях в этой жизни. Приехав оттуда, они выбросили всё, кроме фотографий и своей памяти.

Спустя годы всё ещё сильно «фонит» и будет излучать ещё тысячи лет спустя.... Не только плутоний тому виной......

Юрий ПОДКОЛЗИН.