Он провожал Гагарина в космос

13 Апрель 2011 1486
С Юрием Гагариным. Фото из семейного архива С. Язвинского.
С Юрием Гагариным. Фото из семейного архива С. Язвинского.

Станислав Гаврилович Язвинский - один из непосредственных участников создания и испытаний космической техники, свидетель исторических запусков звёздных кораблей. Академик, соратник Сергея Королёва и близкий друг первого космонавта Юрия Гагарина. Он помнит знаменитое гагаринское «Поехали!», в свои 87 полон бодрости и с удовольствием делится воспоминаниями о космической эпохе. Сейчас в отставке, живёт в Алупке.

«Первый парильщик»

- Станислав Гаврилович, какой была ваша первая встреча с Юрием Гагариным?

- В наше конструкторское бюро весной 1960 года приехали космонавты, которых я должен был знакомить с устройством корабля «Восток». Им выдали белые халаты, явно великоватые для молодых старших лейтенантов Военно-Воздушных Сил. Они надевали халаты, шутили и смеялись над своим необычным видом. В цехе стало не до шуток. Я видел, как они жадно впитывали всё, как строго и достойно вели себя, как горели энтузиазмом их глаза. Внимательно разглядывал лица Быковского, Титова, Николаева, Поповича, думал, кому первому предложить примерить скафандр. Когда мой взгляд остановился на Гагарине, он как-то застенчиво потупился и совершенно растерянно улыбнулся. «Он!» - решил я. И, как показало время, не ошибся. Сказал Гагарину: «Снимайте военное обмундирование, будем одеваться в доспехи рыцарей космоса». Юрию очень понравилось сравнение. Он меня тогда спросил: «Ты что, поэт?». «А ты?» - я его тоже назвал на «ты», специально сделал на этом ударение. Гагарин удивился и совсем по-домашнему предложил: «Называй меня просто Юрий». Таким и было первое знакомство. Помню ещё, что он сильно торопился переодеться, а шнурок на левом ботинке никак не развязывался, он так потянул его, что шнурок лопнул. Когда мы испытывали «Восток», корабль был ещё не подключён к системе кондиционирования. Мы вытащили Гагарина из кабины совершенно мокрого. Он весь раскраснелся, но сиял от удовольствия. Выдал мне: «Ну и попарил ты меня, Слава, век не забуду!». А потом, уже после исторического полёта, подарил мне свой портрет с надписью: «Первому парильщику в кабине «Востока» с нашим искренним уважением и почтением. Гагарин». Под этой надписью расписывались все космонавты после совершённых полётов.

- Есть о Юрии Гагарине песня «Знаете, каким он парнем был?». Станислав Гаврилович, так каким же был парнем первый космонавт?

- Юрий был очень добрым, открытым, бесхитростным человеком. Он был абсолютно лишён «звёдности», не зазнался, остался самим собой после обрушившейся на него славы. Юрий с его ну просто поразительной скромностью в анкете для космонавтов, где надо было назвать того, кто достоин первым лететь в космос, указал Павла Беляева, как более опытного. Все остальные написали: «Юрий Гагарин». Растроганный до глубины души Юра сказал: «Вот вам моё сердце! Оно будет таким всегда».

Все знакомые Гагарина знали: на него можно положиться. Его любила вся страна, женщины приходили в восторг от его белоснежной улыбки, в его честь называли детей. Рядом с большой славой всегда бродит зависть. Гагарину завидовали. Он был выше этого.

Был очень весёлым человеком, столько шуток и анекдотов знал! С ним тягаться в этом было бесполезно. У нас на космодроме существовало негласное правило: каждый, кто приезжает из Москвы, должен был привезти два новых анекдота. Если шутки «бородатые», то рассказчику отрезали кусочек галстука, бывало, срезали под самый узел. Много курьёзов было со мной и Юрой, когда мы вместе отдыхали в санатории «Тесели» в Форосе.

- В 2006 году у вас в Калуге вышла книга воспоминаний «Гагарин: Привет, седая Слава!..». Что означает это название?

- Книга так названа не случайно. При нашем первом знакомстве с Юрием Гагариным он спросил меня: «Седину где нажил?». Я ответил, что на фронте, а после - авиация помогла. Когда через несколько дней меня кто-то окликнул: «Привет, седая Слава!» - я уже точно знал, что это Гагарин. Кстати, моя книга есть и у нашего президента, в судьбе которого я и космонавт Береговой принимали непосредственное участие. Я лично подарил книгу Виктору Фёдоровичу в Краснодоне.

- Подробности гибели Юрия Гагарина до сих пор неизвестны. По одной из версий, гибель Гагарина подстроена, чтобы его имя навсегда осталось легендой. Вы разделяете это мнение?

- Это какая-то американская версия. Конечно, когда ушли такие люди, как Гагарин, Покрышкин, против нашей страны стало легче вести идеологическую борьбу и сделать из наших друзей врагов. Должны были лететь Быковский, Николаев или Гагарин. Юрий сам вызвался именно в этот полёт. Сергей Королёв запрещал Гагарину летать, говорил: мол, выступай, готовь новую смену, своё отлетал. На одном из торжественных заседаний 12 апреля в банкетном зале Юрий, который после длительного перерыва бредил полётами, набрался мужества и подошёл к Леониду Ильичу Брежневу. Извинившись, сказал, что у него маленькая просьба. «Для тебя, Юра, что угодно!» - ответил Брежнев. Так Гагарину разрешили снова летать.

Язвинский спас Василия Сталина

- Станислав Гаврилович, а вы сами летали?

- Я с детства мечтал о небе, страстно хотел летать. Потом война началась. Я закончил Балашовское лётное училище. В одном из первых боёв под Харьковом мой штурмовик «Ил-2» был сбит, а мне пришлось переквалифицироваться в сапёра. Начались другие полёты - по минным полям. Но волей случая снова вернулся в авиацию. Было это летом 1944 года под Минском. Во время операции «Багратион» «мессер» прижал лёгонький «По-2» на нейтральную, но сплошь заминированную полосу. И приземлившиеся среди мин лётчики не могли выбраться. А немцы знали, что на этом фанерном самолёте днём летают только высокие чины, и за его перехват Гитлер давал Железный крест! Я и другие сапёры поползли к самолёту, вытащили из него двух лётчиков и передали их командованию. Вечером меня вызывают в штаб дивизии. Захожу в землянку, там одни офицеры сидят. Из-за стола поднимается один из тех спасённых лётчиков, наливает в стакан коньяку и протягивает мне: «Спасибо, старшина! Спас ты нас, давай выпьем!».
Я вежливо отказался, не употреблял. Тогда он на клочке бумаги написал номер телефона, протянул и говорит: «После войны позвони. Я тебе тоже помогу». После Победы, когда я служил секретарём Военной коллегии (трибунал находился на Арбате), мимо нашего здания частенько проезжал в Кунцево на свою дачу Сталин. Как-то раз, идя на обед, вижу: из Боровицких ворот выезжает машина. Через лобовое стекло заметил, что впереди сидит генерал-лейтенант. Проскочив мимо меня, машина внезапно останавливается. Оттуда вылетают два полковника в авиационной форме, берут меня под руки и - в салон. А мы уже знали, кто такой Берия и что за этими поездками следует. Я только руку к кобуре, но не тут-то было, зажали с двух сторон, не пошевелиться. Генерал, не оборачиваясь, спрашивает: «Сапёр?». Я отнекиваюсь, что не сапёр, судебный секретарь. Всё равно продолжает расспрашивать: «По планкам и колодкам вижу: воевал. Сапёром служил? С минного поля двух лётчиков спасал?». Я и сказал, что думал: «Было дело, двоих дураков пришлось вытаскивать. Как они не подорвались, ума не приложу». Генерал повернулся ко мне: «Так вот одним из них был я». Помню, как я опешил, ведь это был сын Сталина - Василий, который в то время командовал ВВС Московского военного округа. После этой встречи он назначил меня своим адъютантом.

- Как вы познакомились с конструктором Сергеем Королёвым?

- Когда я учился в Военной академии Жуковского, в домашних условиях умудрился собрать бомбу, которая за счёт кумулятивной струи пробивала полуметровую броню. Моя дипломная работа впечатлила не только экзаменационную комиссию и учёный совет академии, разработкой заинтересовались и другие органы. А главком ракетных войск Митрофан Неделин забрал меня с должности инженера бомбардировочного полка в ОКБ-1. Так я стал подчинённым Сергея Королёва. Сергей Павлович любил железную дисциплину, был человеком строгим, но справедливым. Меня, между прочим, никогда не ругал. У меня в молодости была колоссальная трудоспособность. Мог работать ночами, посплю пятнадцать минут, опершись рукой о стол, и снова за работу.

- А что привело вас в Крым?

- В октябре 1960 года на Байконуре во время испытания новой ракеты Р-16 произошёл взрыв. Рвануло так, что пламя ракеты вмиг сожгло дощатый домик. Первое, что мелькнуло в голове: в машине ждёт солдат, он будет ждать до последнего, может погибнуть. И я бросился не в сторону от огня, а к машине. На бегу старался не дышать, но несколько раз всё же вдохнул тетраоксид азота, который тучей накрыл всю площадку. Так потерял лёгкое. Уже в госпитале узнал, что погибло 170 человек во главе с маршалом артиллерии Неделиным. Его опознали только по звезде Героя Советского Союза на кителе.

С одним, да и то поражённым лёгким мне нигде не подходил климат. Легко дышалось только в Алупке. Если от Воронцовского дворца, в котором Сталин разместил в своё время Черчилля, провести прямую линию до горы Ай-Петри, то посередине этой прямой окажется мой дом.

- Книга воспоминаний написана. Чем занимаетесь на досуге?

- С супругой, она у меня большая умничка, ведём в Алупке нехитрое домашнее хозяйство: у нас три кошки, два кота и две собаки. Читаю «Крымскую правду», которую уже много лет выписываю и считаю лучшей, правдивой и интересной газетой на полуострове. Я - частый гость на праздниках в школах Алупки, Кореиза, Мисхора. 8 апреля с удовольствием выступил в Симферополе на празднике, посвящённом Дню космонавтики в 11-й гимназии им. К. А. Тренёва. Здесь очень умные и талантливые дети, в чём, конечно же, заслуга творческого педколлектива во главе с инициативным и мудрым директором Николаем Васильевичем Иошиным, моим добрым старым приятелем.

На фото: На праздновании Дня космонавтики Станислав Язвинский и директор 11-й гимназии имени К. А. Тренёва Николай Иошин.

Юлия ЦИСАРЬ.