Лицо и маски Елизаветы Дмитриевой

- Автор идеи «переименования» Максимилиан Волошин объясняет причины создания мистификации двадцать лет спустя в «Истории Черубины» тем, что редактор журнала символистов «Аполлон» Сергей Маковский, аристократичный и элегантный, не уловил поэтического дарования Дмитриевой: «Лиля, скромная, неэлегантная и хромая, удовлетворить его, конечно, не могла, и стихи её были в редакции отвергнуты». Воплощение идеи было более чем успешным?

- Успех Черубины де Габриак был головокружительным, её творчество высоко оценили Иннокентий Анненский, Вячеслав Иванов. Дмитриева гордилась своим самозванством, как по нотам разыгрывала с «суфлёром» Волошиным историю Черубины: рыжеволосой, бледной, слегка прихрамывающей «инфанты». «У неё бронзовые кудри, она бледна, в лице - ни кровинки, но губы - яркие, алые. И ещё она хромает. Колдунья, настоящая колдунья! И какая красавица!» - восхищался Маковский, общавшийся с Черубиной лишь по телефону. Так она описывала себя, и ей почему-то верили.

- Волошин сделал ей «пиар», как сейчас говорят. Неужели он был уверен, что обман не раскроется?

- Во всяком случае рассчитывал, что мистификация продлится гораздо дольше.

- Как же произошло разоблачение? 

- Николай Гумилёв одним из первых догадался об обмане. Стихотворения таинственной испанки Черубины напомнили ему стиль Дмитриевой. К тому времени Дмитриеву стал преследовать созданный ею и Волошиным виртуальный образ: в зеркале ей мерещилась колдунья-Черубина. Находясь в неуравновешенном, нервном состоянии, она разоткровенничалась со своим поклонником - поэтом немцем Иоганнесом фон Гюнтером, владевшим техникой гипноза. Он вытащил из бедной «роковой женщины» всё - слово за словом, факт за фактом - и обнародовал то, что узнал. Влюблённый в виртуальную Черубину Маковский понял, что его бессовестно обманули, и отреагировал соответственно.

- Чем обернулось для поэтессы разоблачение?

- Тяжелейшим творческим кризисом: после разрыва с Гумилёвым и Волошиным и скандальной дуэли между двумя поэтами Дмитриева надолго замолчала.

- Самое время вспомнить, как она попала в Коктебель, чтобы была понятна причина серьёзной ссоры Волошина и Гумилёва.

- В дом к Волошину её привёз Николай Гумилёв, с которым Дмитриева познакомилась в Париже в июле 1907-го, в мастерской дружившего с Волошиным художника Себастьяна Гуревича. Вновь они встретились через два года в Петербурге, на лекции Вячеслава Иванова о картине Л. Бакста «Древний ужас». После лекции все поехали ужинать в ресторан «Вена», и, как вспоминала впоследствии Дмитриева, «мы оба поняли, что это «встреча» и не нам ей противиться». Возвышенно, не правда ли? Но возвышенные интонации Дмитриевой умаляет тот факт, что в это время у неё был жених - инженер Всеволод Васильев, а также возлюбленный - Максимилиан Волошин, с которым она познакомилась в марте 1908-го.

- Роман с Волошиным был серьёзным?

- Он был «серафическим» - сама поэтесса считала, что это «союз душ». 

- А что же тогда связывало её с Гумилёвым?

- Сама она позже объяснила это просто: «Хочу двоих! Зачем выбор?». Это упрямое, равнодушное к боли окружающих «Хочу!» определило дальнейшие поступки Черубины. Демонические женщины всегда говорят: «Хочу!» и никогда не думают о том, что их желания - отнюдь не закон жизни. «Дорогой Макс! - писала Дмитриева Волошину из Петербурга 22 мая 1909 г. - уже взяты билеты, и вот как всё будет: 25 мая, в понедельник, мы с Гумилёвым едем…. Гумилёв напросился (!), я не звала его, но т. к. мне нездоровится, то пусть…». «Напросился», «я не звала его» - это о том самом любимом или по крайней мере глубоко приятном человеке, с котором, по собственным её словам, Дмитриеву связывала «встреча», которой нельзя «противиться»?

- И как же они втроём общались?

- Лето не задалось. Алексей Николаевич Толстой в шуточном стихотворении «Коктебель» написал, что Гумилёв «бегал журавлём уныло». Волошин, впрочем, был в хорошем настроении: в этом же стихотворении хозяин дома назван «кентавром», зарывавшим женщин «в хладные пески». Песок Коктебеля, впрочем, был по-летнему горячим. А эмоции, охватившие участников коктебельского любовного поединка, - огненными. Гумилёв написал в Коктебеле своих знаменитых «Капитанов» и уехал, разрубив гордиев узел любовного треугольника, вернее, даже квадрата, если учесть жениха Черубины Всеволода Васильева. «Серафический» роман Волошина и Дмитриевой стал вполне земным и телесным. Елизавета Ивановна не получила двух поэтов, как хотела, она осталась с Волошиным - мистификатором по природе, обожавшим рискованные психологические игры. После отъезда Гумилёва и родилась Черубина де Габриак.

- А почему всё же дело дошло до дуэли между Гумилёвым и Волошиным?

 - Волошин обвинил Гумилёва в разоблачении Черубины, хотя на самом деле это было делом рук Иоганнеса фон Гюнтера, и они решили стреляться. Слава Богу, оба промахнулись. В этой истории утешает только то, что, когда Черубину разоблачили, мужчины, переболевшие этой «колдуньей испанского происхождения», вернулись к своим жёнам и невестам. Гумилёв обвенчался с Анной Андреевной Ахматовой. Маковский был счастлив в семейной жизни. Да и Волошин женился во второй раз, когда Черубина после дуэли объявила стрелявшемуся из-за неё поэту, что больше не любит его. Не сразу, конечно, но взял в жёны Марию Степановну Заболоцкую, ставшую его добрым ангелом, хранительницей домашнего очага, благодаря которой мы имеем в Коктебеле Дом-музей поэта.

- Что же было дальше с Дмитриевой? 

- Она вступила в Теософское общество и уехала в Германию к мистику, философу и «пророку» Рудольфу Штейнеру. Сама она объясняла последний поступок раскаянием и желанием прийти к Богу. Возможно, раскаяние и в самом деле посетило бедняжку Черубину.… Когда Дмитриева покинула Петербург, с ней остался только жених - верный Всеволод Васильев. Они обвенчались. Но счастлива Черубина не была: ей - «колдунье, «испанке», «инфанте» - не хватало одного мужчины, она не могла смириться со скромной ролью жены. Вернулась она уже после революции и гражданской войны, когда Волошин окончательно поселился в Коктебеле, а Гумилёва расстреляли большевики.

 - Черубина ведь не единственная литературная маска поэтессы?

- На закате жизненного пути, в Ташкенте, она нашла для себя ещё одну - издала свой последний прижизненный поэтический сборник от имени китайского поэта Ли Сян Цзы. 

- Что привело её в Ташкент?

- Она была выслана из Петербурга за участие в Теософском обществе, как сама писала, «за веру в бессмертие человеческого духа». Жила там если не в полном уединении, то по крайней мере не в гуще событий и интриг - поэтических и любовных, как в начале ХХ века в Париже, Коктебеле и Петербурге. Было о чём вспомнить и что переоценить. Её откровения можно прочитать в последней поэтической исповеди «Домик под грушевым деревом».

- В это же время в Ташкенте в эвакуации была Анна Ахматова. Они были знакомы?

- Лично нет, но Анна Андреевна была связана с Черубиной-Дмитриевой тонкими нерасторжимыми нитями прошлого. Эти женщины, не знавшие друг друга, были по сути соперницами. Ахматова - первая жена великого русского поэта Николая Гумилёва - знала, что тот был влюблён в Елизавету Дмитриеву, влюблён и разочарован, глубоко оскорблён Черубиной. Это ведь после дуэли с Волошиным Гумилёв приехал в Киев, где встретился с Анной Горенко (будущей Ахматовой), в которую был страстно и горько влюблён много лет. Много раз Николай Степанович просил её руки, но она то принимала предложение, то отвергала, а в ту встречу «решительно» согласилась. Отчасти из-за Черубины. Одна «роковая женщина» почувствовала присутствие в жизни Гумилёва другой «роковой особы». И предпочла стать женой Гумилёва, чем его потерять - из-за этой или другой «femme fatale». И вот, через много лет после расстрела Гумилёва большевиками, на второй год чудовищной и кровавой войны, Ахматова снова почувствовала присутствие Черубины. На этот раз в виде тоненькой книжечки, которую протянул ей один из друзей-литераторов, называвшейся «Домик под грушевым деревом». 

- К Черубине-Дмитриевой изучающие творчество Гумилёва и Волошина относятся неодинаково. Первые - осуждают, вторые - оправдывают. Вы на чьей стороне?

- Тех, кто считает, что она была личностью загадочной и противоречивой, но отнюдь не ангелом во плоти и далеко не той бедной прихрамывавшей учительницей, стихи которой якобы не публиковали в петербургском журнале «Аполлон» из-за её скромной внешности. История бедной гимназической учительницы, которая вынуждена была вместе с Волошиным придумать для себя маску испанской аристократки-католички Черубины де Габриак, чтобы добиться публикации в «Аполлоне», - не более чем миф. Один из самых интригующих, но неправдоподобных мифов русской литературы Серебряного века.

- Вы хотите сказать, что она никогда не была беззащитной?

- Беззащитный человек не возьмёт себе такой псевдоним. Габриак или Габриах - мелкий бес из средневековой французской демонологии. Его изображают в виде человечка с мордой собаки или гиены. А гиена, как известно, питается падалью, причём в мифологических системах многих народов это животное символизирует рок, фатум. Весёленький псевдоним для молодой поэтессы, не правда ли? Елизавета Дмитриева охотно заменила им своё простое и милое русское имя и стала Черубиной де Габриак, якобы загадочной испанской аристократкой, пишущей стихи тайком от своих голубокровных родственников. История Черубины-Дмитриевой более чем показательна: рано или поздно женщины-вамп проигрывают. Окружающим надоедают их капризы, жестокость и упрямство. В любом, даже самом удачном, надувательстве всегда найдётся ребёнок, который скажет: «А король-то голый!». И он будет совершенно прав.

О поэте судят по его стихам. О человеке - по его поступкам и высказываниям. Наверное, не случайно Елизавета Дмитриева просила тех, с кем переписывалась, уничтожить её послания, считая: «Из мира я должна уйти неразгаданной». Личный её архив не сохранился: многое уничтожила сама, многое было изъято при обысках и арестах. И всё же кое-что сохранилось в Доме Максимилиана Волошина в Коктебеле и в архиве новороссийского педагога Евгения Архипова. Так что внимательный читатель может проникнуть во внутренний мир поэтессы, в её поиски, породившие немало ошибок, горестных мыслей в конце жизни. А прочитать сохранившиеся письма можно в книге «Из мира уйти неразгаданной», вышедшей в издательском доме «Коктебель». Творческое наследие поэтессы довольно полно представлено в книге московского издательства «Аграф» «Черубина де Габриак. Исповедь».

Схоронили сказку у прибрежья моря

В чистом, золотистом тающем песке...…

И могилу сказки скоро смоют волны 

Поцелуем нежным, тихим, как во сне...…

Больно, больно плакать над могилой сказки, 

Потому что сердце умирает в ней...

Это она написала после разоблачения мистификации. А позже:

Мы все идём, не помня и не зная,

знакомых не встречая глаз...…

Тоска. Тоска. Она всегда иная для каждого из нас.

Лишь иногда в любви или в обиде душа засветится огнём,

и вот тогда, любя иль ненавидя,

мы дышим и живём…...

Чужая душа - потёмки. Разгадывать её можно бесконечно.

И нынешние наши рассуждения - лишь попытка вникнуть в мир той, что вдохновенно кружила головы мужчинам. Да каким! А что не обернулось это ни человеческим, ни творческим счастьем, так на всё воля Божья….